Традиция, трансгрессия, компромисс

Более глубокая причина, лежащая в основе такого изменения, была связана с городской культурой. Нельзя сказать, что деревенская традиция никогда прежде не претерпевала изменений и что контакт с индустриализованной, урбанизированной культурой, сложившийся к концу XIX столетия, как это принято считать, разрушил деревенскую жизнь, культивируя индивидуализм и соревновательность. Как утверждает Франк, деревенская молодежь восприняла те аспекты городской культуры и сохранила те элементы культуры традиционной, которые ее устраивали, сознательно отобрав их согласно своим потребностям. В период после отмены крепостного права было очевидно, что самосознание молодежи в деревне растет; современники объясняли это изменение влиянием города, так как деревенские жители отправлялись в город на сезонную или постоянную работу. Молодежь стала проводить свои зимние посиделки с новыми «модами, танцами, песнями, играми, убеждениями и идеями» – иногда откровенно романтическими или эротическими, – привезенными из города парнями, начала проявлять настойчивость в осуществлении собственного брачного выбора [Frank 1992: 712 – 717]. Многие жители деревни сами чувствовали, что рабочая миграция меняет мужчин и женщин. Они становились более независимыми и дерзкими и меньше хотели подчиняться авторитетам; они чувствовали, что женская сексуальность становилась опасно свободной от патриархального контроля. Другие крестьяне, для которых патриархальные устои были подавляющими, находили в городе источник новых возможностей и свободы [Engel 1993b: 458 – 459].

Большую роль играло образование: советское правительство начало интенсивную программу образования детей и женщин села в 1920-е и 1930-е годы. По утверждению Е. Добренко, с тридцатых годов целью советского образования стало формирование новых ценностей, включая ценности эстетические, а также создание «нового советского человека». Подобный «воспитательный» подход в образовании был более широким (охватывал больше областей знания) и более нормативным (стремился внушить каждому человеку одни и те же стандарты), чем «образовательный» подход, основывавшийся на содержании знания [Dobrenko 1997: 147]. В результате реализации этой образовательной стратегии деревенские женщины с четырьмя классами образования (наше второе поколение, те, что пошли в школу в двадцатых и начале тридцатых годов) подверглись глубокому идеологическому форматированию. Эффективность образования часто зависела от учителей, от поддержки председателя колхоза, возможности родителей обеспечить обувь и одежду и т.п. [Fitzpatrick 1996: 226 – 227]. Те, кто получил семилетнее обязательное образование, введенное в 1939 – 1940 учебном году (то есть третье поколение наших информантов), благодаря школьному чтению были хорошо знакомы с социалистическими нормами и идеологией[68]. Образование влияло не только на то, что читали дети, но и на то, как они интерпретировали прочитанное. В частности, одной из важных эстетических характеристик основного литературного направления, социалистического реализма, был «положительный герой», который должен был служить образцом поведения для молодежи. Конечной целью образования было «развитие и совершенствование советского человека» [Dobrenko 1997: 147, 284 – 293]. Понимание женщинами новой женской идентичности обеспечивалось нарративами о советских героинях, которыми пестрели советские газеты и литература [Chatterjee 2002: 140]. Эти формы пропаганды знакомили деревенских женщин с новыми идеями о мужском и женском равенстве в семье и на работе, о праве женщины на выбор образа жизни и супруга.

Советские школьники активно поощрялись к ослаблению или разрыву связей с семьей и традициями, что должно было послужить реализации их личных стремлений, обусловленных нормами и ожиданиями советского общества. Школы и внешкольные мероприятия культивировали в детях дух волюнтаризма, активности и инициативы. Осуществлялись программы, которые призваны были выработать должное отношение молодых людей к традициям: антирелигиозная пропаганда, кампания за всеобщую грамотность, организованная культурная жизнь (общественное чтение, постановка пьес и организация праздников) и кампания за улучшение санитарных норм и норм гигиены [Partlett 2004; Hoffmann 2003]. Эти кампании преуспевали лишь в том, в чем сами крестьяне стремились к модернизации. Например, борьба с религией (включая непосредственную пропаганду, осуществляемую комсомольцами) не встречала одобрения у взрослых женщин из-за своей агрессивной манеры, а также в силу глубоко укорененной в быт «домашней» религиозности [Гадицкая, Скорик 2009: 301 – 303; Tirado 1996: 353, 359]; однако младшее поколение поддавалось ей гораздо охотнее. Более важной была программа «ликвидации безграмотности». Ликбез оказался особенно эффективным средством изменения женского сознания, поскольку был популярен среди женщин – особенно среди молодых крестьянок, которые рассматривали образование как возможность изменения своей жизни.