Традиционный сбор

— Я знаю, звучит довольно абстрактно. Но это меня глубоко беспокоит. Это же и мешает мне, поскольку у меня такое впечатление, что я вас предаю. Но я просто не верю больше в то, что судьба человечества — большое единое племя. Я также не думаю, что мы предназначены для того, чтобы взаимно принять друг друга и перемешаться. Когда мы нашли друг друга, мы потеряли нашу неповторимость и задохнулись в недостатке индивидуальности. Ведь мы делали не что иное, как взаимно влияли друг на друга, заражались друг от друга и всё больше теряли себя. Колонизация всё это чётко проделала. Принцип неопределённости Гейзенберга применим к людям точно так же, как и к элементарным частицам. Даже с самыми изощрёнными мерами предосторожности этот процесс уже не поддаётся ни остановке, ни торможению. Точно так же, как и вы, я долгое время считал, что мы могли бы спасти то, что нам осталось, если бы пожертвовали различиями в пользу сходства. Но теперь у меня больше нет ни малейших сомнений: одного только знания о существовании другого достаточно, чтобы разрушить наше многообразие.

Посмотрите хотя бы на нашу группу. Мы знаем друг друга так давно, что уже стали похожи друг на друга. Но нам всё равно приходится устанавливать правила перед тем, как что-то обсудить. Мы замечаем, что малейшие разногласия причиняют нам боль. Как раз сегодня вечером мы чувствуем это особенно остро. Я действительно не могу сказать, разделяю ли я ещё идеалы, которые так много лет объединяли нас. Я не знаю, перенесу ли я распад нашей группы и смогу ли устоять перед соблазном распада. Мы непременно хотим быть похожими. Мы слишком остро нуждаемся в том, чтобы остальные шестеро соглашались с нами, имели такую же систему ценностей и поддерживали нас во всём. Я и сам, любя, с радостью попался бы в эту ловушку, и пусть бы меня брали голыми руками. Но всё же представьте себе на минуточку, что́ всё это значит в планетарном масштабе… Я бы никогда не простил себе, если бы всё-таки принял в этом участие. Я не могу ратовать за то, что разрушает последние богатства…

Запал Александра лишает меня рассудка. В его обвинительной речи столько огня, столько боли. У Ниам в глазах стоят слёзы. Ян чего-то застыдился, но не так сильно, как Насер. Томас заворожённо слушает. Я ещё никогда не видела Александра таким раскрытым. Его решение пугает меня. Мой друг хочет удалиться от мира. Мой брат хочет отречься от людей. Я чувствую себя потерянно и хватаюсь за руку Яна. Тот крепко сжимает мне ладонь, встаёт и обнимает меня. Александр тоже встаёт. Он продолжает:

— Так многое уже стёрлось из нашей памяти. Каждый день исчезает какая-то традиция и забывается какой-то миф. Мне это тяжело, так с какой же стати я должен прилагать к этому и свои усилия? Я уже давно решил посвятить свою жизнь сохранению и спасению того, что считаю бесценным наследием человечества: культур, истории, обрядов, ритуалов веры, выражения наших различий. Я хочу попытаться создать искусственный интеллект, в котором хранились бы наши мифы. Целую сеть искусственных интеллектов, которая на века сохраняла бы индивидуальность каждого отдельного народа, когда-либо жившего на Земле. Мне больно, что стольких вещей уже никогда не увидеть. Я знаю, что моя борьба обречена на поражение и что мои искусственные интеллекты — может быть, единственное, что останется от человеческого многообразия. Но в вашем проекте я не хочу участвовать.

Он умолк, опустив голову. И потом снова — последний рывок:

— Мне очень жаль, Насер, Томас, я просто не могу. У вас наверняка есть другие аргументы, и ваши основания могут быть гораздо весомее моей, очень личной, точки зрения. Я прошу прощения.

Он угас в полном смысле этого слова. Его чувства подавили его. Мы все молчим. Никто не осмеливается заговорить. Александр стоит один. Мы, остальные, тесно сгрудились. Нам ясно, что он не хочет, чтобы к нему прикасались. Он скрестил на груди руки. Он очень бледен.

Верная Ниам ломает лёд, разбивая свой стакан. Хрустальный звон всех вспугнул и разрядил атмосферу. Она твёрдо заявляет:

— Теперь я скажу.

Мы удивляемся. Она поправляет подушку и садится между моими коленями. Мы с Яном держим её за обе руки.