Траектория судьбы

И вот – первая победа: комиссия приняла предложенное и сделанное мной приспособление для ведения огня холостыми патронами из пулемета СГ-43.

Полковник Глухов остался доволен результатом моей работы и дал мне возможность осенью 1944 года включиться в работу над самозарядным карабином под новый патрон образца 1943 года. Для этого я был прикомандирован на полигон, где и прослужил до 1949 года.

Мой самозарядный карабин комиссия полигона признала не только не уступающим самозарядному карабину Симонова, а даже имеющим кое-какие преимущества, но решение о принятии карабина Сергея Гавриловича уже состоялось, и завод оснащался под его выпуск.

В это время многие конструкторы начали работать над созданием автомата под патрон образца 1943 года. В 1945 году приступил к работе над автоматом и я. Процесс создания автомата был многолетний и многоэтапный: с целой серией конкурсных испытаний образцов и затем их последующих доработок.

На протяжении всей работы над автоматом: от проектирования и до принятия его на вооружение в 1949 году полковник Владимир Васильевич Глухов поддерживал меня советами и помощью.

Когда в конце 1947-го вдруг нависла угроза остановки производства первых опытных автоматов на заводе в Коврове, я в очередной раз обратился за помощью к полковнику Глухову. Он, в свою очередь, подключил к решению этой проблемы Главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова.

Принятие на вооружение армии автомата АК-47 и награждение его создателя Сталинской премией в 1949 года стало большой победой и радостью не только для меня, но и для моего «ангела-хранителя» полковника Владимира Васильевича Глухова.

Интересно, что мое награждение имело забавную предысторию, связанную опять-таки с этим человеком. Рассказал мне о ней в 1950 году конструктор Михаил Владимирович Марголин. Он был невольным свидетелем разговора начальника отдела изобретательства полковника В. В. Глухова с представителем комитета по премиям. Из комитета спрашивали, как писать о Калашникове, кто он – инженер?

– Нет, – ответил Глухов.

– Техник?

– Техникум он не успел до армии закончить.

– Какое воинское звание имеет?

– Старший сержант.

– Вот и прекрасно, – сказал представитель комитета. – Так и напишем: лауреат Сталинской премии старший сержант Калашников. Звучит?

– Мне кажется, звучит, – произнес Глухов.

Вот таков он был, мой самый близкий наставник и друг…

В апреле 1957 года полковник В. В. Глухов написал мне о том, что выходит в отставку и думает всерьез заняться журналистикой. Признался, что Льва Толстого из него, наверное, не выйдет, но он не унывает. Он устроился репортером промышленного отдела в местную газету, состоял в редколлегиях журналов «Техника молодежи» и «Юный техник». Предлагали ему еще и работу в журнале «Изобретательство в СССР», но времени на это уже не хватало.

Тогда-то Владимир Васильевич и предложил мне заняться литературной работой – в тех пределах, которые разрешены цензурой. Первая моя статья была опубликована в журнале «Юный техник» под названием «Мои детские увлечения». Прочитав ее, я подумал: «А ведь, наверняка, придет такое время, когда имя Калашникова станет открыто и широко известно»…

По совету Глухова я начал вести личные записи о наиболее серьезных событиях в работе и жизни; храня их в сейфе в рабочем кабинете. Здесь же, в особой папке, накапливались разные бумаги, справки, документы, газетные статьи. Я надеялся, что когда-нибудь они мне пригодятся.

С того времени храню там и письма Глухова. Вот одно из них:

«Сегодня в «Правде» опубликовано сообщение Центризбиркома о выборах в Верховный Совет, в числе депутатов с радостью увидел твое имя, Миша. Мы с Клавдией Прохоровной поздравляем тебя от уши. Будешь в Москве, заходи, не забывай нас, стариков».

Ну, какие же они были старики, им и шестидесяти тогда не было. Мне бы сейчас эти годы…

В 1966 году Владимир Васильевич впервые начал жаловаться на боли в сердце. Тогда я не знал, что это такое, и не умел помочь. Просто старался, чем мог, скрасить жизнь друзей. Получаю я как-то от Глуховых такое письмо: