Читаем Траектория жизни полностью

Принято считать, что профессия накладывает отпечаток на психологию ее обладателя. Космонавт - это тоже профессия. Космонавтами становятся задолго до первого полета. Сначала многотуровый отбор из многочисленной группы подобных тебе летчиков и инженеров. Потом - из более узкого круга тех, кто реально претендует быть зачисленным в отряд космонавтов. Далее жизнь и работа, общая подготовка в отряде, тренировки перед полетом в качестве дублера. И наконец, назначение в основной экипаж. При этом по разным причинам отсеивается немало достойных и подготовленных людей. Отбор в космонавты - процедура длинная, и на каждой его ступени тебя может постигнуть неудача. Например, необходимого уровня здоровья, которого от тебя требуют медики, может вдруг не оказаться. Конечно, конкурсный отбор - это не прерогатива космонавтики, он существует везде и всюду, начиная с детских олимпиад. Так что каждый, наверное, прошел через неудачу в том или ином отборе. Инженер или летчик со стажем понимают, что пройти отбор в космонавты - это еще не значит полететь. Масса обстоятельств может помешать этому. И неизвестно, на сколько лет и во имя чего ты будешь оторван от своей профессии. Есть ведь космонавты, которые дожидались своего полета по десять-пятнадцать лет.

За многие годы ожидания не каждому удается сохранить здоровье или работоспособность. Для иных все жертвы оказываются напрасными. Человек вроде бы обрел новую профессию, но реализовать ее в действии так и не смог. Подготовка и осуществление космического полета требуют от человека много терпения, мобилизованности, физических и душевных сил. Отсюда, по логике вещей, вытекает, что после полета должно вроде бы возникнуть ощущение, что желанная цель достигнута и вторично такое лучше не проходить. Но большинство из них стремятся в новые полеты, во второй, третий, четвертый. В "Литературной газете" как-то было опубликовано интервью с американским астронавтом Майклом Коллинзом, совершившим два полета, один из которых на Луну (он был пилотом орбитального модуля и оставался на окололунной орбите, когда Армстронг и Олдрин высаживались в планетном модуле на поверхность Луны). На вопрос журналиста, не хотел бы он совершить еще один космический полет, Коллинз ответил: "Ни за что!" Нервное напряжение и физические нагрузки в рискованном космическом полете были столь велики, что Коллинз, по его словам, отходил от них чуть ли не десять лет. К тому же он, бывший летчик-испытатель, после космических полетов не сразу нашел свое место в жизни. Ответ Коллинза меня удивляет. Или, может быть, корреспондент его неправильно понял? А возможно, он сказал то, что думал. Но, вернее всего, это нечто вроде рекламного хода. Скажешь: хочу, очень хочу, это не привлечет ничьего внимания, никого не взволнует: естественно. А так получилась маленькая, но сенсация.

Вообще, насколько я знаю, американские космонавты мужественные, откровенные и весьма скромные люди. Арм-стронг, первый человек, шагнувший на Луну, потом, кажется, преподавал в университете и не пользовался особой популярностью. А между тем это был выдающийся летчик и космонавт. Ему очень "везло" на аварийные ситуации. То на летающей платформе, имитировавшей полет лунного посадочного модуля, возник пожар, и ему пришлось катапультироваться на небольшой высоте, то в первом своем космическом полете на "Джемини-8" (вместе со Скоттом) в 1965 году, осуществив первую орбитальную стыковку, он вынужден был тут же совершить аварийную посадку. Он аккуратно посадил и "Апполон-11" на Луну: в выбранной еще на земле точке оказалось много крупных камней, и Армстронг провел корабль, так сказать, на бреющем полете почти до израсходования топлива, но все же нашел подходящее место для посадки. Мне приходилось встречаться и беседовать с ним, когда он приезжал в Москву, он произвел на меня хорошее впечатление. Прежде всего сочетанием скромности, спокойствия и рассудительности, с одной стороны, и какой-то раскованностью, решимостью, с другой. В этом он схож с Анохиным.

Большинство космонавтов с охотой отправляются в новые полеты. Опытный космонавт, который уже побывал в полете и способен совершить новый, ценный для работы человек. Важен его опыт знакомства с невесомостью и процессом адаптации, с особенностями работы и жизни на борту. Трудно все это постичь лишь путем изучения инструкций. В очередном полете у такого космонавта уходит значительно меньше времени и сил на привыкание. Бывалый космонавт способен оказать помощь своему коллеге-новичку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное