Траектория жизни. Между вчера и завтра

Разработчики теории радиоуправления получили формулы для определения положения этого пункта, давшие результаты, которые многих не устраивали. Если старт будущей ракеты Р7 оставить на полигоне Капустин Яр, то, по их расчетам, пункт радиоуправления оказывался чуть ли не на Главном Кавказском хребте, что было неприемлемо. Встал вопрос о выборе более удобного места для полигона ракеты Р7. Испытателям ракет и начальству надоело ездить в пустынный Капустин Яр, им хотелось бы, чтобы будущий полигон расположился где-нибудь в благодатных местах: на берегу моря или на Северном Кавказе. Но тогда подходящего места для пункта радиоуправления вообще не находилось. Так что Северный Кавказ отпадал.

Приемлемым вариантом оказался район в центре Казахстана, что было, конечно, крайне неприятно, и все, кто мог, от начальников до тружеников-испытателей, плевались в адрес разработчиков системы радиоуправления. Тогда они обратились к нам, в НИИ-4: может, найдется какой-нибудь идеологический выход? Работу поручили мне и Максимову. Хотя старшим был я, но идею подал Глеб. Идея состояла в том, чтобы усложнить управляющую функцию, в которую ввести свободным параметром положение пункта управления. При таком подходе стало очевидно, что пункт радиоуправления можно разместить практически где угодно. Просто положение пункта будет входить в саму функцию. Разработчики-идеологи системы радиоуправления были очень довольны (реабилитировалась сама идея радиоуправления), прислали в НИИ-4 хвалебный отзыв (что для НИИ-4 было редкостью со стороны гражданской организации). Но, как оказалось, мы зря старались. Поезд ушел: полигон уже начали строить в Казахстане, около станции Тюра-Там. А море и благодатный Кавказ как место для регулярных командировок на курорт-полигон уплыли. И мы еще долго при случае «лягали» военных — это вы нас засадили в безнадежную пустыню! А теперь к тому же за аренду места в «пустыне» приходится платить гигантские деньги независимому Казахстану!

После защиты я хотел было снова перейти в группу, занимающуюся теорией спутников, но мне силком навязали новую тему, теперь уже по теории движения межконтинентальных баллистических ракет. В нашем распоряжении были тогда уже первые отечественные электронные вычислительные машины, и мы смогли создать методы расчета траекторий движения ракет, существенно более точные, чем были ранее. Скажем, раньше сначала проводился расчет траектории в центральном поле сил тяготения, а потом вводились приближенные поправки на несферичность Земли. А теперь мы смогли применить описание потенциала геоида с помощью разложения его в ряд по сферическим функциям и вводить эти функции в уравнения движения.

Меня назначили научным руководителем работ, постепенно пришла известность среди баллистиков. Появился новый «специалист-теоретик в ракетной технике», но космическая тематика существовала пока без него.

Теоретическими вопросами искусственного спутника Земли занималась тогда в нашем институте только группа Тихонравова. Возникла эта группа в 1948 году. Входили в нее сначала И. М. Яцунский, Г. Ю. Максимов, А. В. Брыков и другие молодые инженеры. Чуть позже к ним присоединились И. К. Бажинов, А. Гурко. Каждый из них решал тогда одну или несколько теоретических задач, связанных со спутником. Яцунский (он был универсалом) занимался участком выведения спутника на орбиту и возвращением его на Землю, Максимов, Бажинов — участком спуска, Гурко — тепловыми задачами. С самого начала группа ориентировала свои работы на возможности ракет, разрабатываемых у Королева. А мне пришлось со своей группой продолжать заниматься теорией движения ракет типа Р7. И деваться было некуда — «молодой специалист» и «правительственная тема».

Только после первого успешного запуска ракеты Р7 в августе 1957 года и выпуска восьми томов итогового отчета я объявил о сложении полномочий и об уходе в КБ Королева. Несколько месяцев ушло на борьбу. И лишь в конце декабря начал работать в королёвском КБ. Добрался, наконец! А мне тогда уже был тридцать один год!

ВСЕ НАЧАЛОСЬ С МЕЖКОНТИНЕНТАЛЬНОЙ РАКЕТЫ

Решительность и оптимизм стремительного развития наших космических работ определялись и естественным честолюбием, и тщеславным стремлением доказать, что мы можем первыми, впереди американцев и всех других, проникнуть в новый, неизведанный мир, и желанием самоутвердиться, и уверенностью в нравственной ценности, чистоте и пользе этой работы, причем не только для нашего народа, но и для всего человечества.

Чиста ли твоя работа, есть ли от нее польза — это не бессмысленные «высокие» рассуждения. Создание атомной и водородной бомбы, производство все более усовершенствованных самолетов, пушек, строительство дорог и заводов силами заключенных, изготовление уродливой и непрочной обуви и одежды, годами гниющей на полках магазинов и складов, и прочие «достижения» социализма вряд ли могли давать их «творцам» моральное удовлетворение и уверенность, что эта работа необходима людям и нравственно оправдана.