Пускай наблюдатель на берегу находился на высоте 10 м, высоту борта крейсера примем за 6 м, в этих условиях дальность видимости составит 110 кб. Дальность стрельбы 170-мм германских орудий не превышала 20 км. Таким образом, все параметры, влияющие на точность стрельбы, находились на пределе, и по этой причине говорить о какой либо эффективности огня германских береговых батарей на дистанциях более 100 кб просто не приходится — попадание могло быть только случайным.
Теперь об эффективности стрельбы крейсера по батарее противника. Для кратковременного подавления стандартной полевой батареи требуется не менее 150 снарядов калибра 180 мм. Но это при условии знания ее местоположения с точностью до 10 м и всех прочих идеальных условий! Где на самом деле находилась батарея, никто не знал. В этих условиях все разговоры о том, что «Киров» заставил замолчать береговую батарею, — просто досужий вымысел: снаряд крейсера мог залететь на огневую позицию противника только случайно. А прекращала стрельбу германская артиллерия, скорее всего, потому, что просто не видела своих всплесков, чему, безусловно, способствовали ставившиеся дымовые завесы. Вообще германская береговая артиллерия действительно могла стать реальной угрозой только при следовании южным маршрутом.
Наибольшую опасность для сил флота все же представляли мины. Именно из-за высокой плотности минных заграждений противника в настоящее время многие упрекают Военный совет КБФ в том, что он выбрал для перехода средний маршрут, а, предположим, не южный. Однако при этом почему-то забывают, что сегодня мы знаем то, чего командующий флотом в 1941 г. не знал. На основании чего он мог считать, что за те двадцать дней, пока наши силы не пользовались прибрежным маршрутом, противник не поставил там еще более мощных минных заграждений, чем в центре залива? А по срединным коммуникациям последний конвой прошел буквально несколько дней назад.
Видимо, по той же причине отказались и от северного маршрута. Вспомните о том, как распорядился Военный совет КБФ своим минным запасом — мины пошли на создание мощных оборонительных заграждений против мифических крупных германских кораблей. Подобные заграждения предусматривались еще предвоенными планами, и это вполне соответствовало взглядам командования КБФ на ведение военных действий на море в тех условиях. Именно поэтому, если В.Ф. Трибуц мысленно поставил себя на место командующего ВМС Финляндии, то он посчитал бы, что вдоль опушки шхер выставлены оборонительные минные заграждения против, безусловно, более мощного советского флота. И выходит, что северный маршрут как раз проходит по этим самым заграждениям. Да и финская артиллерия береговой обороны — это не германская импровизация: там орудия калибром до 305 мм в бетонных блоках и специально предназначенные для поражения морских целей.
Так ли рассуждал командующий флотом, нам не известно, но в любом случае наибольшую угрозу он определил совершенно точно — мины и авиация противника. Да и маршрут, исходя из того, что он знал в то время об обстановке, был выбран, похоже, наиболее рационально.
Теперь посмотрим, как предполагалось нейтрализовать обрисованные угрозы. Но сначала, для более правильного восприятия всего того, о чем пойдет речь далее, как говорится, расставим все точки над «i».
Все, изложенное ниже, не является некими личными домыслами умника, который, сидя в уютном кресле и зная, чем все закончилось, более чем через полвека рассуждает о том, что могло бы быть, если бы… Все не так. Далее ответ на вопрос «Почему так произошло?» мы будем искать в том числе и в анализе выполнения своих прямых служебных обязанностей должностными лицами. Например, в какой мере и в каком объеме они реализовывали конкретные положения основных руководящих документов? Боевой устав или Наставление по ведению операций — это не благие пожелания, а руководство к действию. Их требования обязаны (!) выполнять все, кто планирует и управляет боевыми действиями. Конечно, эти документы — и не догма, но, чтобы вообще игнорировать какие-либо их положения, нужны весомые основания.