Трагедии моря

К 1720 году это животное уже было хорошо известно французам по рассказам индейцев. Шарлевуа описывает его под индейским наименованием “carcajou”[56]:

«Кроме индейцев, у американского лося есть и другие враги… Самый грозный из них — «каркажу», зверь типа кошки с таким длинным хвостом, что он закручивает его несколько раз вокруг своего туловища… Как только этот хищник нагоняет лося, он тотчас же прыгает ему на шею, обвивая ее своим длинным хвостом, и перегрызает яремную вену своей жертвы. У лося нет другого способа спасения, кроме как броситься в воду в момент нападения… [если это лосю удается], каркажу, который не выносит воды, тут же отпускает свою добычу… Этот зверь, не обладая острым обонянием, берет с собой на охоту трех лисиц, которых он посылает на разведку. Почуяв след лося, две из них располагаются по сторонам, а третья забегает сзади; вся троица так хорошо знает свое дело, что они заставляют испуганное животное подойти к месту, где остался каркажу, с которым они потом… делят добычу. Среди других уловок каркажу есть и такая: он взбирается на дерево и, затаившись на суку, поджидает, когда под ним появится проходящий лось, чтобы прыгнуть сверху ему на шею… В каком другом месте земного шара можем мы найти неразумных зверей, наделенных столь сильным инстинктом и старанием, как лисицы… и каркажу?»

Ссылка на предполагаемые совместные действия каркажу и лисиц, возможно, говорит о Шарлевуа как о чересчур легковерном человеке, однако известно, что лисицы постоянно питаются падалью убитых пумой животных.

Несмотря на репутацию свирепого зверя, каркажу оказался бессильным против оружия и коварства европейцев. Спасаясь бегством от преследующей его собачьей стаи или даже от одинокого пса, он нередко забирался на дерево. Оттуда его легко было свалить выстрелом даже из примитивного ружья XVII века. Профессиональные охотники на диких кошек считали его трусливым, хотя он просто старался избегать столкновений с людьми. Однако уклониться от встреч с ними оказалось невозможно, и как северо-восточные каркажу, так и юго-восточные подвергались жестокому преследованию и травле, поскольку обычно за каждое убитое животное

полагалось вознаграждение. Так продолжалось до тех пор, пока последним их прибежищем не стали огромные флоридские болота, несколько уединенных мест в Аппалачах и чащобы громадных лесных массивов полуострова Гаспе и провинции Нью-Брансуик.

Последнего каркажу в Квебеке убили близ Сореля в 1863 году, и вместе с ним ушло в прошлое даже само название животного, которое впоследствии, правда, снова появилось в северо-западных районах Канады, но так стали называть уже другого зверя — росомаху. Последняя пума в провинции Онтарио была убита в 1884 году. К концу прошлого столетия пума считалась исчезнувшей на всей восточной территории Канады и США, за исключением полуострова Флорида, где в глуши заболоченного района Эверглейдс укрылось небольшое число этих животных[57].

После второй мировой войны начали ходить странные слухи (сначала очень редкие и неопределенные, а затем буквально наводнившие почти всю восточную часть Северной Америки) о пумах, появившихся вновь на территории от Джорджии до Нью-Брансуика. Однако из сотен таких сообщений подтвердились всего четыре случая. Начиная примерно с 1950 года в восточном районе действительно были убиты четыре кугуара, но три из них, по-видимому, случайно забрели туда из флоридских болот, а четвертый оказался одичавшим полудомашним животным. Тем не менее вера в существование восточного кугуара пустила такие глубокие корни, что заставила задуматься даже скептически настроенных ученых.

С 1948 года Брюс Райт, в то время директор станции по охране диких животных в Нью-Брансуике, стал изучать сообщения о появлениях кугуаров и продолжал заниматься этим до самой своей кончины в 1975 году. За этот период он собрал триста сообщений и, как ему казалось, даже напал на след кугуара. В опубликованной в 1959 году книге он утверждал, что восточная форма «большой дикой кошки» не только сохранилась, но и насчитывает, возможно, с сотню особей, обитающих в основном в штатах Мэн и Нью-Брансуик, но также встречающихся к западу до полуострова Гаспе и к востоку до острова Кейп-Бретон.

Лично я отдал бы многое, чтобы убедиться в обоснованности оптимизма Райта. Однако, несмотря на большой размер животного и интенсивную охоту в предполагаемых районах его обитания, а также многочисленные сообщения о визуальных наблюдениях даже в таком невероятном месте, как окрестности Труро, остается неоспоримым факт, что в нашем столетии не известно ни одного случая, чтобы где-либо в восточной Канаде или штате Мэн был убит кугуар или бы там были обнаружены хотя бы кусочек мяса, шкуры или косточки этого животного. С чувством сожаления я вынужден констатировать, что, несмотря на нашу убежденность, продиктованную желанием, «большая кошка» восточных лесов сегодня — не более, чем призрак.