Трагедии. Сонеты

И что ж, он хмурил брови?

Горацио

Нет, смотрел
Скорей с тоской, чем с гневом.

Гамлет

Он был бледен
Иль красен от волненья?

Горацио

Бел как снег.

Гамлет

И не сводил с вас глаз?

Горацио

Ни на минуту.

Гамлет

Жаль, не видал я!

Горацио

Вас бы дрожь взяла.

Гамлет

Все может быть. И что ж, он долго пробыл?

Горацио

Я мог легко бы до ста досчитать.

Марцелл и Бернардо

Нет, дольше, дольше.

Горацио

Нет, при мне не дольше.

Гамлет

С седою бородою?

Горацио

Не совсем.
С едва посеребренной, как при жизни.

Гамлет

Я стану с вами на ночь. Может статься,
Он вновь придет.

Горацио

Придет наверняка.

Гамлет

И если примет вновь отцовский образ,
Я с ним заговорю, хотя бы ад,
Восстав, зажал мне рот. А к вам есть просьба.
Как вы скрывали случай до сих пор,
Так точно и вперед его таите,
И что бы ни случилось в эту ночь,
Доискивайтесь смысла, но молчите.
За дружбу отплачу. Храни вас Бог!
А около двенадцати я выйду
И навещу вас.

Все

Ваши слуги, принц.

Гамлет

Не слуги, а теперь друзья. Прощайте.

Все, кроме Гамлета, уходят.

Отцовский призрак в латах! Быть беде!
Обман какой-то. Только бы стемнело!
А там терпенье: всякой тайны след
Со дна могилы выступит на свет.

Уходит.

Сцена третья

Там же. Комната в доме Полония.

Входят Лаэрт и Офелия.

Лаэрт

Мешки на корабле. Прощай, сестра.
Пообещай не упускать оказий
И при попутном ветре не дремли
И вести шли.

Офелия

Не сомневайся в этом.

Лаэрт

А Гамлета ухаживанья – вздор.
Считай их блажью, шалостями крови.
Фиалкою, расцветшей в холода,
Нежданной, гиблой, сладкой, обреченной,
Благоуханьем мига, и того
Не более.

Офелия

Не более?

Лаэрт

Не боле.
Рост жизни не в одном развитье мышц.
По мере роста тела в нем, как в храме,
Растет служенье духа и ума.
Пусть любит он сейчас без задних мыслей,
Ничем еще не запятнавши чувств.
Подумай, кто он, и проникнись страхом.
По званью он себе не господин.
Он сам в плену у своего рожденья.
Не вправе он, как всякий человек,
Стремиться к счастью. От его поступков
Зависит благоденствие страны.
Он ничего не выбирает в жизни,
А слушается выбора других
И соблюдает выгоду народа.
Поэтому пойми, каким огнем
Играешь ты, терпя его признанья,
И сколько примешь горя и стыда,
Когда ему поддашься и уступишь.
Страшись, сестра; Офелия, страшись,
Остерегайся, как чумы, влеченья,
На выстрел от взаимности беги.
Уже и то нескромно, если месяц
На девушку засмотрится в окно:
Оклеветать нетрудно добродетель.
Червь бьет всего прожорливей ростки,
Когда на них еще не вскрылись почки,
И ранним утром жизни, по росе,
Особенно прилипчивы болезни.
Пока наш нрав неискушен и юн,
Застенчивость – наш лучший опекун.

Офелия