Трагедия адмирала Колчака. Книга 1

То и дело его рисуют «киплингианскими» красками, в духе знаменитого «but there is neither East nor West, Border, nor Breed, nor Birth, when two strong men stand face to face, though they come from the ends of the earth»[64], когда родина и происхождение выглядят величинами пренебрежимыми в сравнении с «вневременными» и «вненациональными» силой и мужеством, — и адмирал, кажется, до некоторой степени даёт для этого основания. В самом деле, едва ли не здесь причина его разочарования в Америке и американцах и рождающегося презрения к ним: «…Америка ведёт войну только с чисто своей национальной психологической точки зрения — рекламы, advertising (курсив А.В. Колчака. — А. К.)… Американская war for democracy[65] — Вы не можете представить себе, что за абсурд и глупость лежит в этом определении цели и смысла войны. Война и демократия — мы видим, что это за комбинация, на своей родине, на самих себе». «Но разве не прекрасна война, — пишет он любимой женщине, — если она даёт такую радость, как поклонение Вам, как мечту о Вас, может быть, даже и несбыточную… Вот о чём я думал, говоря сегодня в обществе военных людей свою апологию войне, высказывая веру в неё, с чувством глубокой благодарности ей, что она в лице Вашем дала мне награду за всю тяжесть, за все страдания, за все горести, с ней связанные…»; и даже — «война прекрасна, хотя она связана со многими отрицательными явлениями, но она везде и всегда хороша. Не знаю, как отнесётся Она к моему единственному и основному желанию служить Ей всеми силами, знаниями, всем сердцем и всем своим помышлением»[66]; и казалось бы, во всей этой мрачноватой романтике силы и крови и вправду много от киплинговских героев; но вот…

Но вот встречаются «два сильных человека», действительно пришедшие «с разных концов земли» — петербуржец Колчак и японский майор Я. Хизахиде (встреча произошла в Иокогаме, когда адмирал попытался вернуться в Россию из Америки, но задержался в связи с известиями о большевицком перевороте), — и почему же Александр Васильевич с такой настороженностью слушает своего собеседника?

«Hisahide является фанатиком панмонгольского милитаризма, — записывает он вскоре после беседы, — ставящего конечной целью ни более ни менее, выражаясь деликатней, экстерилизацию индоарийской расы, которая отжила свою мировую миссию и осуждена на исчезновение. Никто из японцев не говорит об этом, более того, на прямой вопрос вы всегда получите ответ, что никакого панмонголизма не существует, что это фантазии небольшой группы шовинистов, — но я утверждаю, что масса военных людей (а в Японии этот класс, помимо явно выраженного в военнослужащих, является самым многочисленным и политически сильным) если видит сны, то только на тему о панмонгольском мировом господстве…»[67] И, не отрицая в адмирале уважения к сильному противнику, подчеркнём всё же, что ключевым словом здесь остаётся именно «противник», но не личный (по Киплингу), а противник его родины, которая так жестоко отвергла Колчака и о которой он не перестаёт, очевидно, мучительно размышлять, лишь раз позволив размышлениям прорваться на бумагу буквально криком: