Трагедия адмирала Колчака. Книга 2

Слишком мрачно рисуют нам подчас реакцию в «русской Вандее». Некий «социалист» Семашко в открытом письме Тельбергу [«Шанх. Хр.», № 1] утверждал в июне, что он вынужден жить за границей, так как при режиме Колчака ему место отведено было бы лишь в арестантской камере. Возможно, все зависело бы от того, что делал бы Семашко. Быть может, ему не нашлось бы места и на юге России, где социалисты жили в общем довольно безопасно и где тем не менее, по мнению ген. Болдырева, на основании получаемой информации, «ущемление» социалистов шло еще большим темпом [с. 232]²⁷. Искусственные предпосылки порой расходятся с жизнью. Проф. Легра в своем дневнике совершенно убежден, что иркутский «губернатор» с.-р. Яковлев при новом режиме, «конечно», будет арестован [«М. S1.», 1928, II, р. 192]. Этого не случилось. Он не был даже отставлен, хотя, как мы увидим, роль Яковлева была чрезвычайно двойственна.

С.-р. Колосов определенно злоумышлял против режима и все же довольно спокойно жил в самом центре партизанского движения в Красноярске. Колосов обличал режим, пользуясь печатным словом. Он без труда мог выпустить обличительную брошюру, так как этого рода литература цензуре не подлежала; он мог в марте-мае издавать «Новое Земское Дело», в котором освещал по-своему крестьянское движение [XX, с. 264]. В Иркутске выходила весьма оппозиционная газета «Мысль» (с.-р.) и «Дело» (с.-д.) и орган совета профессиональных союзов «Сибирский Рабочий». В Иркутске существовал социалистический клуб имени с,-д. Патлых — центр революционной пропаганды. И военные власти его так или иначе терпели.

В Тюмени во главе газеты «Наш Путь» мог стоять с.-д. Гистер (фактически большевик), Авдеев и др.²⁸

Если власть запрещала всесибирский учительский съезд, если изымала из земских рук руководство учебными заведениями, то делала она это по необходимости — революционное земство к культурно-просветительной работе было мало способно. Несмотря, однако, на репрессии, земство оказывалось, по признанию самого Колосова, «удобной почвой для полуоткрытой организации общественных сил на антиколчаковской платформе» [XX, с. 240]. Очевидно, режим не был так жесток, как его изображают на словах.

«Милитаризация» режима происходила не в силу стремления Правительства подавить всякую гражданственность, а в силу самой жизни, в силу того, что в Сибири, может быть, было еще труднее разрешить проблему двоевластия в период гражданской войны²⁹. Быт подавлял право. Между тем мы имеем основание думать, что правительственная власть при известных условиях, от нее уже не зависящих, могла бы упорядочить этот быт. Порядок в Сибири налаживался. Об этом свидетельствовал тот самый управляющий Уральской областью Посников, записки которого о невозможности бороться с эксцессами военщины получили популярность в литературе: «диктатура смягчалась и цивилизовалась» [Гинс. II, с. 191]. Комитет защиты законности и порядка — комитет «трех», созданный при Верховном правителе, — пытался вносить в жизнь элементы здорового правопорядка. Не всегда это удавалось. Но «директивы» из Омска никогда не поощряли расправы и беззакония на местах³⁰.

3. «Звездная палата»

Виновников отыскивать легко, и они всегда находятся — особенно в периоды тех или иных неудач. Гинс, склонный в мемуарах отгородиться от той группы, к которой он примыкал, входя в состав членов Совета министров, и подчеркивающий свою демократическую позицию, готов видеть причину неудач Правительства в фактической отмене «конституции» 18 ноября. Совет министров, поскольку речь шла не о законодательных распоряжениях, а о политике текущего дня, стал отходить на задний план. Политика стала сосредоточиваться в руках как бы уменьшенного Совета министров — в «Совете» Верховного правителя, в который входили главнейшие министры³¹. Этот Совет собирался три раза в неделю и должен был служить связью между Верховным правителем и Советом министров. Он стал, говорят, своего рода «звездной палатой». У Гинса, не попавшего, в силу положения, им занимаемого, в узкий круг ближайших сотрудников Верховного правителя, замечается несколько сгущенно-отрицательное отношение: Совет Верховного правителя, узурпировав власть, сам был бессилен что-либо сделать. Концепция Гинса породила уже легенды, попавшие на страницы истории гражданской войны Милюкова. Он пишет: «Верховный правитель был обставлен подобающим его званию этикетом и непроницаемо окружен группой приближенных людей, составлявших особый Совет Верховного правителя» [с. 124]. Для Милюкова здесь сказалось желание Колчака «решать все самому». Все это мало соответствует действительности.