Трагедия адмирала Колчака. Книга 2

Не отставал от социалистического крыла и противник социализма JI. Кроль. 8 декабря возобновились заседания Экономия. Совещания. Открывавший его заместитель председателя Совета министров Третьяков счел уместным выступить с критикой прошлого омской власти, которая-де ориентировалась на карательные отряды и не умела прислушиваться к нуждам народа. Ему аплодировали «левые», и критиковали «правые», считая такое выступление «безответственным митингованием». «Бледная» декларация Третьякова была сильной в этой критической части. Последнюю охотно развил Кроль. Всячески «смягчая» свою речь, Кроль говорил о том, что Правительство, «когда ему становилось туго», прибегало к «частным совещаниям» членов Экон. Совещ. по политическим вопросам (в действительности, скорее, было как раз наоборот). Но «стоило хоть чуть-чуть улучшиться положению», Правительство «старалось обойтись без этого плохенького суррогата народного представительства».

«Нашим требованием созыва действительного народного представительства, — продолжал Кроль, — пренебрегли. Если бы перед нами выступил старый Совет министров, я бы ему ответил: вы не имеете права выступать перед нами по политическим вопросам и мне с вами говорить не о чем». «Правительство не должно опираться на штыки, ненавистные населению!» — воскликнул оратор. Он «верил», конечно, в «искренность Правительства», но не был убежден в его реальной силе для проведения новой программы [Кроль. С. 200].

Было море критики в эти дни — море хороших слов о водворении законности, о подчинении военной власти гражданской в делах управления, о немедленном созыве народного представительства: Земский Собор станет источником объединения всей России и установления гражданского мира [тел. Р. Т. Аг. 12 декабря]. Все как будто бы соглашались на созыв Земского Собора — в нем спасение: власть должна быть ответственна перед народом. В действительности происходил кавардак.

В городах и уездах шли уже выборы в Госуд. Земское Совещание, положение о котором было утверждено Верховным правителем и выборы в который должны были закончиться не позже 1 января. «Левые» эти выборы бойкотировали. В Иркутске земцы, «долго и честно» поддерживавшие Омское правительство, разрабатывали свое положение о выборах в Земский Собор. Созвать его должна была какая-то новая власть. И действительно, теряла смысл та «левая политика», которую пытался проводить новый состав министров⁵. «Левые», по выражению «Св. Края», «с миной оскорбленной добродетели отворачивались в сторону» [№ 388], и их мало уже интересовало осуществление проектов Пепеляева о демократизации власти и о предоставлении Гос. Земск. Совещанию законодательных прав. «Долой Правительство», — говорило каждое их слово и каждое их действие.

2. У Верховного правителя

8 декабря Пепеляев выехал из Иркутска для переговоров с Верховным правителем.

Когда видишь Колчака в эти сумбурные дни, невольно поражаешься, до чего люди могут быть несправедливы.

Удивительное спокойствие отмечает Верховного правителя по сравнению с истерикой, которая подчас охватывала его министров. С редким хладнокровием и достоинством отвечает он даже на глубоко оскорбительные по форме требования. У него не видно дряблой растерянности в тяжелый момент, и он как бы стоит над мятущейся толпой.

Вопреки настойчивости Совета министров, Колчак хотел быть с армией и разделять ее судьбу. Скоро, однако, он от нее отделился и поехал вперед с золотым запасом — по-видимому, в значительной степени под влиянием телеграммы Нокса (так рассказывал мне Гинс): для будущего надо было спасти золото, хотя бы ценою собственной гибели. Началась тяжелая страда для Верховного правителя и его восьми «эшелонов».

Эвакуирующиеся из Омска войска и беженцы очень скоро соприкоснулись с лихорадочно двигающимися на восток чехословаками. В распоряжении последних фактически была сибирская магистраль. Чехословаки двигались, не считаясь с распоряжениями ни железнодорожной администрации, ни русских военных властей⁶. На этой почве происходили столкновения, еще больше обострявшие взаимные отношения. Колчак обвинял чехов в расстройстве движения, которое внесло еще больший сумбур в эвакуацию, дезорганизовало окончательно отступление армии и поставило под угрозу гибели многочисленные транспорты беженцев, санитарные поезда с ранеными и больными. Все попытки добиться соглашения для регулирования движения не достигли цели и приводили лишь к взаимному озлоблению. 28 ноября главноком. Сахаров из Новониколаевска, ссылаясь на заявление начальника Томской ж.-д. линии, обращается к иностранному командованию с указанием на то, что «вмешательство чешских войск опрокинуло все расчеты...». Когда паровозы забираются принудительным порядком и угрозами, невозможна планомерная работа. Указывая на то, что чешские поезда забивают крупные распределительные станции, Сахаров заканчивает: