«13 августа. Вернулся домой в 4 ч. утра; в 11 ч. ночи началось знаменательное закрытое заседание Сов. министров; грозность положения смыла сразу весь глянец искусственно дружеских отношений, и начались грызня, обвинения и уязвления.
Гинс обрушился на заместителя председателя Сов. мин. Тельберга и на Совет Верх. правителя с яркими обвинениями в олигархии, в проведении указов задним числом и т.п…
Я вполне разделил мнение Преображенского и других уважающих себя министров о необходимости всему составу Сов. мин. немедленно же подать в отставку, ибо происшедшим Сов. мин. доведён до последней степени унижения и дальше идти некуда…
Гинс поставил на голосование, доверяет ли Сов. мин. Совету Верх. правителя, который ведёт свою собственную политику, не считаясь совершенно со всем Правительством; это предложение, конечно, не получило большинства, ибо за Михайловым всегда стоит квалифицированное большинство в нашем Совете…
Государственный контролер внёс предложение обратиться непосредственно к Верх. правителю с запросом по поводу участившихся за последнее время единоличных указов, выпускаемых по таким случаям, в которых нет ничего спешного, чрезвычайного и что может быть проведено нормальным порядком через Сов. мин.; предложение это также большинства не получило.
Постепенно страсти разгорались, упали все фиговые листы; во всей безнадёжности представилась разрозненность, хилость и дряблость Правительства, пестрота его членов, искусственность состава, ничтожество председателя…
Начались бесчисленные голосования разных резолюций и предложений; результаты 7 против пяти, шесть против шести и т.п. На голосовании, не помню, какой по счёту резолюции, я наотрез отказался голосовать (не воздержался, а отказался), заявив, что всё сегодняшнее заседание слишком ярко показывает, что никакого объединённого комитета у нас нет, а при таком положении я считаю недопустимой профанацией голосования серьёзнейших и животрепещущих вопросов государственного бытия и судьбы нашей родины… Вологодский совершенно растерялся, прекратил голосование и закрыл заседание, заявив, что иного исхода у него нет… Сегодняшнее заседание — это апофеоз всей деятельности нашего Совета, упали все ризы, и стали видны все кости, все изъяны и язвы.
Когда возвращались домой, я весь трясся от негодования»… (XV, с. 266–269].