Трагедия адмирала Колчака. Книга 2

Теряя веру в союзников, чешский солдат начал чувствовать себя одиноким и покинутым[67]. Майское выступление произошло вопреки «Нац. Совету» — чешское войско через своих делегатов взяло судьбу эшелонов в свои руки. Это был, в сущности, «бунт» против официального представительства. Такой же бунт произошёл в Аксакове 20 октября. На митинге, созванном делегатами полка, один из делегатов говорит: «Наступило то же, что было под Пензой, когда командование очутилось в тупике и когда только здоровый инстинкт сохранил наше войско. Солдаты должны, как и тогда, взять теперь власть в свои руки, так как теперешнее командование ведёт лишь к гибели». Отличие от майского положения заключалось в том, что было уже иное настроение. Бунт происходил во имя мира с большевиками, против русской акции и за возвращение на родину. Психологически это понятно (между прочим, таково было мнение Колчака). На митинге солдаты настаивали, чтобы им сообщали операционные планы, для выполнения которых требовалось их согласие. Начинается, другими словами, российская «совдепщина», опирающаяся на хорошо организованную подпольную агитацию. Знакомая картина!

С момента перемирия 11 ноября дилемма, о которой говорит Пршикрыл, должна была раскрыться во всей своей полноте. Война с Германией кончилась; оставался лишь противобольшевицкий фронт. Желания поддержать его — совершенно независимо от характера видоизменения власти в России — у Масарика не было. «Чехословаки добыли себе в Сибири, во Франции и Италии право на независимость», — сказал французский президент. За эту свободу было уже принесено 4500 жертв…

В самых верхах чешской политики начинается раздвоение, которое роковым образом должно было отражаться на состоянии войск, находящихся в Сибири. Если Крамарж убеждал «сибирские чешские войска принимать энергичное участие в подавлении большевизма в России, ибо этим самым помотается делу возрождения Чехии»[68], то Бенеш телеграфировал другое: «Отечество не требует от вас больше жертв» [Жанен. — «М. S1.», 1924, XII, р. 233]. В свете документов можно отнестись спокойно к событиям, имевшим место в чехословацких легиях в Сибири. Совершенно ясно, что омский переворот, сам по себе по существу не внося ничего нового, дал лишь формальный повод завершить начавшийся отход чехословацких войск с фронта.

При обозначившемся в армии кризисе Нац. Совет лишь спешил отгородиться от омского переворота, боясь потерять своё влияние в армии. Вспоминали приказ Масарика 1 августа 1918 г.: «Наше войско демократическое и служит демократическим целям». Дальнейшее участие на фронте — помощь диктатору. «Возможна ли она, когда наши русские союзники, — пишет передающий психологию левых Пршикрыл, — находились в колчаковских тюрьмах, или организовывали восстания против Колчака, или переходили к большевикам, давая предпочтение «красной диктатуре против белой». Одно уже присутствие легий в Сибири поддерживало режим, который все «русские друзья» легий ненавидели».

Из изложенного можно видеть, сколь придумано позднейшее объяснение ген. Жанена, утверждающего в своём дневнике, что чехи «отказывались продолжать сражаться за русских, которые предпочитали веселиться в Омске, чем рисковать здоровьем и жизнью на больших фронтовых дорогах. Засевших в этом городе насчитывали около шести тысяч (например, 59 ч. в цензуре при главной квартире) [«М. S1.», 1925, IV, р. 22].

* * *