Трагедия армянского народа. История посла Моргентау

Таким образом, к тому моменту, когда я приехал в Константинополь, младотурки уже полностью контролировали султана. Часто о нем говорили как о «машине по изготовлению указов», то есть, в нашем понимании, как о человеке, не способном на самостоятельные решения. Его государственные обязанности состояли лишь из выполнения определенных церемоний, таких как встреча послов и подписание бумаг, которые Талаат и его товарищи клали перед ним. Это была кардинальная перемена в турецкой системе, так как в течение долгих веков в этой стране султан был бесспорным главой, воля которого была законом и который держал в своих руках всю суверенную власть. Но не только султан, но и парламент теперь подчинялся комитету, который выбирал практически всех его членов, голосовавших так, как им приказывали их начальники. Комитет уже поставил своих людей на посты в особо важных учреждениях и теперь пытался захватить власть в некоторых других важных местах, по каким-то причинам все еще находившихся в чужих руках.

Глава 2 Партийная система в Оттоманской империи и то, каким образом она оказалась полезной немцам

Талаат, лидер этой шайки узурпаторов, в действительности обладал замечательными личностными качествами. Естественно, жизнь Талаата и его характер мне интересны, потому что за много лет я хорошо познакомился с политическим боссизмом в своей стране. Я видел в Талаате большое сходство с не вполне зрелыми, но все же способными горожанами, которые так часто в прошлом захватывали власть как на местах, так и в центре. Происхождение Талаата было темным, и в народе на этот счет ходило много слухов. Один источник утверждал, что Талаат был болгарским цыганом, в то время как другой заявлял, что он помак – то есть человек, в жилах которого течет болгарская кровь, но чьи предки приняли ислам. Если исходить из последней гипотезы, которую я лично считаю верной, то истинный правитель Турецкой империи вообще не был турком. Я могу лично засвидетельствовать, что его совершенно не волновал ислам; как и большинство лидеров партии «Единение и прогресс», он презирал все религии. Однажды он сказал мне: «Мне глубоко ненавистны все священнослужители, раввины и хаджи». Хаджи для магометан – это ближайший эквивалент служителя культа. В американских городах политики – это часто люди, занимавшие более чем скромное общественное положение и, что неудивительно, развившие в себе прекрасные политические способности. Так и Талаат начал свой карьерный путь с должности почтальона, затем он стал телеграфистом в Адрианополе. Талаат очень гордился началом своей карьеры. Один или два раза я бывал у него в гостях. Несмотря на то что Талаат был одним из самых могущественных людей в Турецкой империи, его дом был скромным домом человека из народа. Он был дешево обставлен, вся обстановка напоминала мне недорогую квартиру в Нью-Йорке. Самой дорогой вещью в нем был телеграфный аппарат, при помощи которого он когда-то зарабатывал себе на жизнь. Однажды вечером Талаат сказал мне, что он, министр внутренних дел, получив в тот день зарплату и погасив все свои долги, остался всего лишь с сотней долларов в кармане. Он любил проводить часть своего свободного времени с членами комитета партии «Единение и прогресс». Не найдя в кабинете, его следовало искать в штабе партии, где он дни напролет просиживал за письменным столом, занимаясь партийными вопросами. Вопреки скромному началу карьеры, Талаат сумел развить в себе качества светского человека. Хотя его воспитание исключало умение пользоваться ножом и вилкой – подобный инвентарь был абсолютно неизвестен в беднейших районах Турции, – Талаат мог присутствовать на дипломатических ужинах и представлять свою страну с достоинством и непринужденностью. Я всегда рассматривал это как признак врожденного ума. Ведь, фактически не имея образования, он быстро выучил французский на уровне, позволяющем непринужденно вести беседу. В физическом плане он был более чем выдающейся фигурой. Его могучее телосложение, широкая спина и твердые мускулы как бы подчеркивали силу ума, сделавшую возможным его карьеру. Обсуждая дела, Талаат любил сидеть за своим письменным столом с расправленными плечами и высоко поднятой головой. Его руки, обхват которых в запястьях был раза в два больше, чем у обычного мужчины, спокойно лежали на столе. Мне всегда казалось, что оторвать эти руки от столешницы можно будет лишь при помощи лома, раз уж они там находились благодаря силе воли и непокорному характеру Талаата. Когда я думал о Талаате, в памяти не возникали ни громкий его смех, ни то, как он наслаждался хорошим рассказом, ни то, как он мерил комнату могучими шагами, ни его свирепость, решительность или беспощадность. Мне всегда казалось, что его жизнь и характер были сосредоточены в его гигантских руках.