Трагедия белого юга. 1920 год

Я указал на необходимость немедленно начать эвакуацию Ростова и Новочеркасска, принять срочные меры по укреплению плацдарма на правом берегу Дона и т.д. Ничего сделано не было, и в ответ на рапорт мой последовала телеграмма всем командующим армиями с указанием на то, что «некоторые начальники позволяют себе делать мне заявления в недопустимой форме» и «требованием беспрекословного повиновения».

В середине декабря имел необходимость выяснить целый ряд вопросов (мобилизация населения и конская мобилизация в занятом моей армией Таганрогском округе, разворачивание некоторых кубанских частей и т.д.) с генералами Покровским и Сидориным, просил их прибыть в Ростов для свидания со мною. Телеграмма эта была сообщена мною в копии генералу Романовскому. На следующий день я получил Вашу циркулярную телеграмму всем командующим армиями, в коей указывалось на недопустимость моей телеграммы и запрещался командующим выезд из пределов их армий. По-видимому, этими мерами Вы собирались пресечь возможность чудившегося Вам заговора Ваших близких помощников.

20 декабря Добрармия была расформирована и я получил от Вас задачу отправиться на Кавказ для формирования Кубанской и Терской конницы. По приезде в Екатеринодар я узнал, что несколькими днями раньше на Кубань прибыл генерал Шкуро, получивший от Вас ту же задачу, хотя Вы это впоследствии пытались отрицать, намекая, что генерал Шкуро действует самовольно.

Между тем в печати генерал Шкуро совершенно определенно объявил о данном Вами ему поручении, и заявление его Вашим штабом не опровергалось. При генерале Шкуро состоял Генерального штаба полковник Гонтарев, командированный в его распоряжение генералом Вязьмитиновым, при нем же состояли неизвестно для меня кем командированные два агента контрразведывательного отделения братья Карташовы. Последние вели специально против меня агитацию среди казаков, распространяя слухи о моих намерениях произвести переворот, опираясь на «монархистов», и желании принять «германскую ориентацию».

В конце декабря генерал Шкуро был назначен командующим Кубанской армией, а я, оставшись не у дел, прибыл в Новороссийск. Еще 25 декабря я написал Вам рапорт, указывая на необходимость удержания Новороссии и Крыма и на неизбежность развала на Кубани, куда можно было бы перенести борьбу. Доходившие из этих мест тревожные слухи в связи с пребыванием моим в столь тяжелое для Родины время «не удел», не могли не волновать общество. О необходимости использовать мои силы Вам указывалось неоднократно и старшими военачальниками, и государственными людьми, и общественными деятелями. Указывалось, что при полной самостоятельности Новороссийского и Крымского театров разделение командования в этих областях необходимо. Подобная точка зрения поддерживалась и английским командованием. Лишь через три недели, когда потеря Новороссийска стала почти очевидной, Вы согласились на назначение меня помощником генерала Шиллинга по военной части. 28 января, вдень моего отъезда из Новороссийска, я уже получил телеграмму генерала Романовского, что «ввиду оставления Новороссии должность помощника главноначальствующего замещена не будет».

В Новороссийске за мной велась Вашим штабом самая недостойная слежка, в официальных депешах новороссийских агентов контрразведывательного отделения Вашего штаба аккуратно сообщалось, кто и когда меня посетил, а Генерал-Квартирмейстер Вашего штаба позволил себе в присутствии посторонних офицеров громогласно говорить о каком-то «внутреннем фронте в Новороссийске с генералом Врангелем во главе».

Усиленно распространяемые Вашим штабом слухи о «намерении моем произвести переворот» достигли и заграницы. В Новороссийске меня посетил прибывший из Англии с чрезвычайной миссией г-н Мак-Киндер, сообщивший мне, что им получена от его правительства депеша, запрашивающая о справедливости слухов о произведенном мной «перевороте». При этом г-н Мак-Киндер высказал предположение, что поводом к этому слуху могли послужить ставшие широким достоянием Ваши со мной неприязненные отношения.

Он просил меня, буде я найду возможным, с полной откровенностью высказаться по затронутому им вопросу.

Я ответил ему, что не могу допустить и мысли о каком-то ни было выступлении против начальника, в добровольное подчинение которому сам стал, и уполномочил его передать его правительству, что достаточной порукой сказанного является данное мною слово и вся прежняя моя боевая служба.

В рапорте от 31 декабря за № 85 я подробно изложил Вам весь разговор, имевший место между г-ном Мак-Киндером и мною, предоставив в Ваши руки документ, в достаточной мере, казалось бы, долженствовавший рассеять Ваши опасения. Вы даже не ответили мне.

Не имея возможности принести посильную помощь защите Родины, потеряв веру в вождя, в добровольное подчинение коему я стал в начале борьбы, и всякое к нему уважение, я подал в отставку и уехал в Крым «на покой».