Трагедия династии Романовых

Падения Керенскому было не избежать. На протяжении всей своей долгой жизни оставаясь сторонником демократического режима, основанного не на грубой силе, а на убеждении, он, придя к власти, придерживался того же принципа. Однако перед ним стояла задача, которую невозможно решить убеждением. Три ее аспекта явственно подтверждают обратное. Во-первых, новому правительству пришлось целиком восстанавливать административную систему, которую оно само разрушило после свержения самодержавия. Во-вторых, новую систему следовало привести в полное соответствие новым революционным идеям. Чтобы справиться с этими двумя проблемами, России надо было выходить из войны. Но Керенский и здесь сохранил верность принципам. Мы уже совсем позабыли, что Германия понесла поражение только спустя полтора года, ведя постоянное наступление на протяжении года после мартовской революции[3]^{, то есть до после}дних безнадежных атак под Амьеном. Этот простой исторический факт объясняет, почему столь многие революционеры, даже самые убежденные, в том числе отец русского марксизма Георгий Плеханов, вождь умеренных марксистов, считали необходимым продолжать войну. Победа Германии, несомненно, покончила бы с российской революцией. Такого же мнения придерживался Керенский, один из руководителей влиятельнейшей социалистической партии. Кроме того, выполнение обязательств, взятых на себя Россией перед союзниками, которые после объявления войны пришли ей на помощь, было делом чести. Поэтому перед правительством встала третья задача – продолжать кампанию, – абсолютно несовместимая с двумя первыми. Попытки возобновления активных военных действий сразу же провалились. Все аплодировали звучавшим на бесконечных собраниях и митингах патриотическим призывам, хорошо зная, что армия не сражается и сражаться не будет. При колоссальных потерях, которые оцениваются приблизительно в треть первоначальной численности, при отмене всех прежних дисциплинарных законов, при общем стремлении всего народа к миру, к власти безусловно должна была прийти партия, даже самая малочисленная, обещающая незамедлительный мир.

Это случилось вовсе не потому, что мобилизованные неграмотные крестьяне старательно изучали труды Маркса, на которые опирался Ленин, а потому, что они мечтали об одном – об окончании войны.

Агитаторы твердили о невозможности какого-либо решения земельного вопроса даже Учредительным собранием, избранным всеобщим голосованием в стране, где девяносто процентов населения составляют крестьяне, призывая немедленно воспользоваться развалом государственной власти и захватить еще не принадлежащую крестьянам землю. При отмене крепостного права Александром II в 1861 году земельные участки в поместьях делились пополам, половина оставалась землевладельцу, другая доставалась всем крестьянам вместе. Разумеется, как только власть ослабела, крестьяне принялись захватывать остальное, присвоив уже более двух третей земли. Я был в развалившейся русской армии, лично слышал призывы большевистских агитаторов: «Война кончена, в Стокгольме (где проходил в то время съезд социалистов) заключают мир, вы больше не обязаны слушаться офицеров, можете, если хотите, вернуться домой, причем лучше пораньше, сейчас будут землю делить».

Этот призыв, раздававшийся с первого дня перехода власти к Временному правительству, мгновенно уничтожил армию, из которой за два месяца дезертировало два миллиона человек. Полиции, спровоцировавшей при старом режиме мартовскую революцию, стреляя в народ, уже не было, и сама армия практически перестала существовать.

Вот в какой обстановке солдаты слушали страстные речи Керенского в пользу революционной обороны. Даже удивительно, что роковой исход так затянулся.

Г-н Керенский обильно цитирует письма императрицы Александры Федоровны к мужу, которые я издал на английском языке в 1924 году. Они не только полностью оправдывают саму императрицу, но и представляют собой истинный кладезь сведений обо всех политических событиях того времени. Только, по-моему, по цитатам крайне трудно составить представление о личности автора. С другой стороны, не могу согласиться с портретом императрицы, предложенным Керенским. Несмотря на личное мнение г-на Керенского, любое предположение о сексуальном влечении императрицы к Распутину, безусловно, полностью противоречит всему, что нам о ней известно. Эти грязные сплетни давно разжигают огонь. Она была идеальной супругой и матерью, любила мужа, придерживалась по сравнению со своим окружением гораздо более высоких нравственных принципов, хотя, конечно, страдала чисто истерическими припадками, а ее доверие к Распутину само по себе ненормально.