Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме

Марианна. Он уехал.

Ошивенская. Вы о ком, голубушка?

Марианна (злобно). Ну и скатертью дорога!

Ошивенская. Много на свете дорожек. В мое время одна дорога была — прямая, широкая, а теперь видимо-невидимо развелось — и вкривь и вкось. Треплет нас, ох как треплет! И вот хотите, я вам скажу, откуда все зло берется, откуда зло выросло…

Входит Ошивенский.

Ошивенский. Ничего не вышло. Заговорила о полиции. (Садится, стучит пальцами по столу.)

Ошивенская. Что-то теперь будет, Господи ты мой…

Ошивенский. Только не хнычь.

Марианна. Я пойду.

Ошивенская. Грустная вы сегодня, душенька. Ну, идите, Бог с вами. И у нас не весело.

Ошивенский. Всего доброго, всего доброго. В раю небесном, дай Бог, увидимся.

Марианна (безучастно). Да, да, как-нибудь созвонимся. (Уходит.)

Ошивенский. Фря.[22]

Ошивенская. Витя, я не хотела при ней сказать, а то весь Берлин узнал бы, что к нам большевики ходят. Он приходил за посылочкой.

Ошивенский. Что же ты его не задержала. Ах, ты, право, какая!

Ошивенская. Да ты постой… Он обещал, что еще зайдет до отъезда. (Стук в дверь.) Войдите — херайн.

Входит Федор Федорович. Он в костюме цвета хаки, с кушачком, в руке тросточка.

Фёдор Фёдорович. Я Марианну Сергеевну встретил, у самых дверей вашего дома, и, представьте, она не узнала меня. Прямо удивительно!

Ошивенская. Ну, что слышно, Федор Федорович? Нашли?

Фёдор Фёдорович. Нашел. Paradiserstrasse, пять, bei Engel;^{199} это во дворе, пятый этаж. Комнатка непрезентабельная, но зато крайне дешевая.

Ошивенская. Сколько же?

Фёдор Фёдорович. Двадцать пять. С газовым освещением и пользованием кухни.

Ошивенский. Все это праздные разговоры. Мы все равно не можем выехать отсюда, не заплатив. А денег — нема.

Фёдор Фёдорович. Да вы не беспокойтесь, Виктор Иванович. У меня, правда, тоже нет, но я, пожалуй, соберу к завтрашнему вечеру.

Ошивенский. Выехать нужно сегодня. (Стукнул по столу.) Впрочем, это не важно. Не тут подохнем, так там.

Ошивенская. Ах, Витя, как это ты все нехорошо говоришь. Вы как сказали, Федор Федорович, с пользованием кухни?

Фёдор Фёдорович. Так точно. Хотите сейчас пойдем посмотреть?

Ошивенская. Давайте, голубчик. Что ж время терять попусту.

Фёдор Фёдорович. А я сегодня в ужасно веселом настроении. Один мой приятель, в Париже, купил четыре таксишки и берет меня в шоферы. И на билет пришлет. Я уже хлопочу о визе.

Ошивенский (сквозь зубы, тряся в такт головой). Ах, как весело жить на свете, не правда ли?

Фёдор Фёдорович. Конечно весело. Я люблю разнообразие. Спасибо коммунизму — показал нам белый свет. Увижу теперь Париж, новый город, новые впечатления, Эйфелеву башню. Прямо так легко на душе…

Ошивенская. Ну вот, я готова. Пойдем же.

Ошивенский (Федору Федоровичу). Эх вы… впрочем…

Фёдор Фёдорович. Да вы не беспокойтесь, Виктор Иванович. Все будет хорошо. Вот увидите. Комнатка чистенькая, очень даже чистенькая.

Ошивенская. Ну, поторопитесь, голубчик.

Фёдор Фёдорович. Досвиданьице, Виктор Иванович. (Федор Федорович и Ошивенская уходят.)

Ошивенский сидит некоторое время неподвижно, сгорбившись и распялив пальцы отяжелевшей руки на краю стола. Затем под окном начинают петь звонкие переливы очень плохой скрипки. Это тот же мотив, что слышала Ольга Павловна в начале II действия.

Ошивенский. Ух, музычка проклятая! Я бы этих пиликанов… (С крепким стуком быстро входит Кузнецов с двумя чемоданами. Ставит их в угол. Он тоже услышал скрипку и, опуская чемодан, на секунду подержал его на весу. Музыка обрывается.) Вас-то я и ждал. Присядьте, пожалуйста.

Кузнецов. Забавно: я этот мотив знаю. (Садится.) Да. Я к вашим услугам.

Ошивенский. Вы меня видите в ужасном положении. Я хотел вас попросить мне помочь.

Кузнецов. Я слыхал, что ваш кабачок лопнул, не так ли?

Ошивенский. В том то и дело. Я вложил в него свои последние гроши. Все пошло прахом.

Кузнецов. Эта мебель ваша?

Ошивенский. Нет. Сдали мне с комнатой. У меня своего ничего нет.