Трагедия капитана Лигова

— Так вот, — начал Тернов, доставая из кармана бумаги. — Коммерция была тощая нынче. Американцы разбаловали инородцев. Соболя перебивают щедрой платой, за песца вдвое дают больше нашего. Бога молил выручить свое, прибыль тоже есть. Старался угодить вам, Владислав Станиславович. Но доход слабый, не ровня прошлому. Вот, извольте посмотреть…

Он развернул бумаги и пододвинул отчет Ясинскому. Владислав Станиславович поймал пенсне, висевшее на тонкой золотой цепочке, закинутой за правое ухо, нагнулся над бумагами. Тернов несколько секунд следил за выражением лица хозяина, потом осмотрелся. На столе по-прежнему стоял ящичек с сигарами. Тернов неторопливо взял одну, обрезал и закурил, удобнее откинулся на спинку кресла, продолжая наблюдать за Ясинским.

«Смотри, смотри, — говорил про себя Тернов, — всего не увидишь». Он вспомнил, как трудился над этим отчетом, вспомнил тюки с пушниной, спрятанные за штабелями китового уса и моржового клыка, за тюками оленьих шкур. Завтра, если не сегодня, Ясинский обязательно побывает на шхуне, но ничего не увидит. Тернов улыбнулся, но тут же спрятал улыбку в усы и бороду. Один из членов команды подкуплен Ясинским, чтобы следить за доверенным и по приходе доложить хозяину обо всем рейсе, о торговле и обмене. Но эти «глаза» Ясинского давно стали «глазами» Тернова и доложат Владиславу Станиславовичу так, как хочет он, Федор Иоаннович.

Медленно шло время. Наконец Ясинский оторвался от бумаг, посмотрел на Тернова через пенсне.

— Такого неудачного рейса у меня никогда не было! — воскликнул Ясинский. Он сорвал пенсне, навалился грудью на стол. — Это же разорение!

Тернов пожал плечами. Ясинский вскочил, схватил сигару, но переломил ее и, швырнув в пепельницу, выругался, как пьяный матрос.

— Если дела и дальше так пойдут, я буду банкротом.

— Я старался как мог. — Тернов затянулся ароматным дымом. — Я готов сделать все, что вы прикажете.

Тернов весь напрягся, ожидая, что Ясинский сейчас спросит о доверенности и векселях, которые он выдал ему для ведения дел от его имени. И тогда Тернов нанесет первый удар, который заставит Ясинского со многим примириться, но коммерсант закивал:

— Я знаю, дорогой Федор Иван… Иоаннович, знаю и верю и доверяю вам, как самому себе. Я должен обо всем подумать, все взвесить. Отложим деловые разговоры до завтра. А сейчас мы должны отпраздновать ваш благополучный приход.

Тернов ожидал, что Ясинский вызовет горничную, прикажет готовить ужин, но коммерсант подошел к шкафчику в углу кабинета и, щелкнув замком, достал бутылку с коньяком, две рюмки и хрустальную тарелочку с лимоном. Нарезав его кружочками и посыпав сахаром, он наполнил рюмки:

— За счастливое возвращение, — и залпом выпил коньяк, как водку. Тернов неторопливо выпил свою рюмку. Ясинский наполнил вновь:

— За ваш хороший отдых. За…

— …Счастье, которое от вас зависит, от вашего слова и согласия, — перебил его Тернов.

— Согласие всегда было и будет между нами, — проговорил Ясинский. — А мое слово коммерсанта вы же знаете.

— Вы не поняли меня, Владислав Станиславович, — поднялся с кресла Тернов и, подняв рюмку, глядя в глаза Ясинскому, отчетливо проговорил: — Я намереваюсь просить руки вашей дочери, Тамары Владиславовны!

Ясинский замер с поднесенной ко рту рюмкой и удивленно смотрел на Тернова. По лицу пошли красные пятна.

— Я не… не… — начал он и замолк, а Федор Иоаннович сказал:

— Вы не ослышались, Владислав Станиславович, я прошу руки вашей дочери и почту себя наисчастливейшим человеком…

— Не надо, не надо, замолчите, — шепотом сказал Ясинский и, выпив коньяк, потянулся к бутылке. Тернов оставил свою рюмку и холодно, почти вызывающе проговорил:

— Я не понимаю вас, Владислав Станиславович. Вы что же, считаете меня совершенно недостойным Тамары Владиславовны? Вы же знаете, как я вам предан. Семейные, родственные узы помогут нам…

— Садитесь, прошу вас, — страдальчески морщась, указал Ясинский на кресло. — Я сейчас все объясню.

Тернов холодно следил за коммерсантом, который вновь наливал себе коньяк. Рука его дрогнула, и золотистая жидкость пролилась на стол, но Ясинский не обратил на это внимания… «Если откажешь, — злобно подумал Тернов, — разорю, уничтожу».

— Тамары дома нет, — смотря куда-то мимо Тернова, заговорил Ясинский. — Нет, она ушла, ушла от нас и, нарушив все законы, все правила приличия, стала женой Клементьева без нашего родительского благословения.

— Что? — закричал Тернов. — Какой Клементьев, что вы говорите? Где Тамара Владиславовна?

Он перестал владеть собой и готов был с кулаками броситься на Ясинского. Тот попросил:

— Ради бога потише. Жена очень больна. Это для нее такой удар…

Но Тернов считал, что его обокрали. Слушая хозяина и понимая, что гибнут его мечты стать владельцем всего дела Ясинского, Федор Иоаннович наливался ненавистью к Клементьеву. Как, он еще и друг Лигова? Тернов вспомнил и расправу с ним Лигова в бухте Счастливой Надежды, и презрение китобоев… Все это еще не отомщено. А ему нанесен новый удар: Тамара — жена Клементьева, друга Лигова. Ну, уж это слишком!