Читаем Трагедия казачества. Война и судьбы-2 полностью

Наша дивизия была на самообеспечении. Стало быть, пропитание для себя и лошадей, в основном, надо было доставать самому. Это приводило к насильственному изъятию продуктов, сена и т. д., что вызывало недовольство населения. Но, если на нашем пути встречались немецкие села, нам говорили: — «Нике забрали. Это дойч». Хорватско-усташская пропаганда использовала это и говорила населению: — «Смотрите, эти русские под жесточайшим немецким контролем и командованием творят грабеж и насилие. Подождите, придут те русские, у которых и командиры такие же грабители. Они устроят у нас настоящий ад». Однако, при конфискациях продуктов, фуража, лошадей было строжайше запрещено отбирать все и оставлять семьи без средств к существованию, как это делали большевики в гражданскую войну и в период коллективизации, а также советские партизаны на оккупированной территории.

* * *

Однажды во время нашего диспута подняли вопрос: — «Кто генерал A.A. Власов — герой или предатель?» Один из участников этого диспута сказал: — «Ответ будет зависеть от того, кто будет говорить и в какое время». И он прав. Как описать действия 15 Казачьего кавалерийского корпуса (в феврале 1945 г. дивизия преобразована в корпус) в Югославии? Кто будет писать: Югославский партизан? Немецкий офицер? Представитель казачества? И в какое время: во время войны? Во время сдачи оружия в английской зоне оккупации Австрии? Или по прошествии 55 лет?

Как представитель казачества я не берусь описывать все действия 15 ККК в Югославии. Я не все видел, не все знаю, не во всех военных операциях участвовал. Начну с того, что нас выгрузили на равнинной территории, где партизан вообще не было, а местное население не имело представления о них. Мы же ходили на прочесывание местности в поисках партизан. Я это время отношу к проверке нас на надежность. Не будет ли перебежчиков? Ведь в составе эскадронов при преобладании природных казаков был весь социальный и национальный букет Советского Союза: крестьяне, рабочие, интеллигенция, русские, украинцы, татары, башкиры и т. д. и т. п. Никого не интересовало, кто ты: коммунист, судимый или нет, даже национальность не спрашивали. Меня удивляло, что во время строевых занятий пели песню «Вставай страна огромная…». Только заменили слово «черные» на «красные» в строчке: — «не могут крылья черные (красные) над Родиной летать…». Аналогичная замена в других строчках и в других песнях. Как мне представлялось, идеологической работы среди казаков не было никакой. При некоторых эскадронах был атаман, в основном, пожилой офицер, который в непринужденной обстановке проводил беседы по истории и традициям казачества.

На всех ключевых командных должностях были немцы, за исключением 5-го Донского кавалерийского полка полковника Кононова, где был только один офицер связи и несколько младших чинов чисто технического персонала. Нам обещали, что в скором времени все командные должности займут казачьи представители, но до конца войны так ничего и не сделали. Одно время на должности командиров эскадронов поставили офицеров-эмигрантов. Вскоре их убрали и возвратили немецких офицеров. Заметно было, что в разведку никогда не посылали немцев. Я как-то спросил у старшего немецкого офицера: — «А почему не посылают в разведку немцев?» Шутя, он ответил — «На каждого немца переводчиков не найдешь».

* * *

Принцип самообеспечения казачьей дивизии (позднее корпуса) вынуждал к конфискациям, что приводило к серьезным конфликтам с крестьянами и не прибавляло авторитета казакам. Однажды в зимнюю пору я видел, как казаки вывели крестьянских коров из хлева и поставили своих лошадей. Крестьяне были вынуждены из одеял, тряпья соорудить что-то наподобие сарая, чтобы их буренки не ночевали под открытым небом.

Но было и хорошее. При казаках сербское население жило спокойно и было уверено, что никакие усташи их не тронут. Казаки решительно и жестко пресекали национальную рознь. Партизаны же с казаками встреч избегали из-за слабой вооруженности и боязни ответной кары.

В Югославии, вернее — в Хорватии, мы пробыли около двух лет и все время у меня из головы не выходили слова молодой хорватки: — «Мы защищаем свободу и независимость нашей Родины. А что делаешь у нас ты?» Как я понимал, она тысячу раз права. А что нам было делать? Родина (точнее — большевистский режим) от нас отказалась, объявив всех пленников изменниками. Свыше пяти с половиной миллионов изменников — не многовато ли для страны?

* * *

Перейти на страницу:

Все книги серии Вторая мировая, без ретуши

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное