Трагедия казачества. Война и судьбы-3

Как говорил Суворов, только наоборот: «Уменье, уменье, а когда же везенье?» А вот оно и везенье: под насыпью дороги железобетонная труба диаметром, наверно, с метр, и мы, хотя и без особого комфорта, перебираемся на ту сторону. И снова: быстрей, быстрей, по садам и огородам, через плетни. Навстречу отряд казаков: «Вы куда, хлопцы? За нами никого нет!» Вижу старшего урядника Возницына, сослуживца по унтер-офицерской школе. Уставший, запыленный, из сетки на каске торчат изломанные ветки с увядшими листьями.

— Здорово, Юра! — приветствует он меня. — Куда вы? Мы отходим последними, за нами никого нет.

— А титовцы где? Далеко, близко?

— Хрен их знает. Во всяком случае, с позиций уходили под огнем. А идут они за нами или нет, не знаем.

Михаил слышит этот разговор, но впечатления на него, похоже, он не производит.

Снова бежим, заборы, плетни.

А вот и последний плетень. И о, Боже! За плетнем вспаханное, черное поле, а по нему, метрах в трехстах от нас, бежит навстречу большая группа титовцев, человек в сорок.

Я, конечно, считал, что самое правильное — это немедленно из-за плетня, который нас более или менее маскирует изо всего нашего оружия открыть огонь, и мы их самое меньшее половину уложили бы в эту самую черную землю.

Но Михаил решил иначе. Не останавливаясь, он с ходу перемахнул плетень и «Вперед, за мной!»

И вот — мы бежим, и они бегут. Свистнули первые пули, раздались первые выстрелы и очереди с нашей стороны, но взводный рявкнул: «Не стрелять! И быстрее!» и дальше: «Стрелять только…» — и он назвал на ходу две фамилии, как я понял, двух автоматчиков, которые оказались на флангах нашего уже развернувшегося в правильную цепь взвода.

Бегу и думаю: «Неужели рукопашная?» Я уже два с половиной года на войне, но колоть живого человека штыком еще не приходилось. Неужели придется?

А метров через двадцать — оборудованная стрелковая позиция: окопы полного профиля, аккуратные ячейки для стрелков и пулеметчиков, одним словом, все, как у людей. Мы все прыгаем в окопы, находим каждый себе место по вкусу, я передергиваю затвор винтовки, и выстрел, выстрел. Через несколько секунд совсем рядом со мной мощно заработал «Дегтярь», а потом и все наше многочисленное оружие.

Титовцы ложатся, а может, кто и падает, чтобы уже никогда не встать. Во всяком случае, уже ни одного бегущего или стоящего не видать, да и огонь с их стороны стал совсем жиденький. Михаил обходит позицию, спрашивает, не задело ли кого. Кажется, не задело. Он назначает одно отделение дежурным, остальные огонь прекращают.

Осматриваемся. Наша позиция тянется вдоль последних огородов и имеет два хода сообщения под плетнями в сады. Правее и впереди нас в некототором отдалении от последних зданий городка находится группа в десяток кирпичных домов, окруженных садами и множеством дворовых построек. Дальше прямо по фронту виднеется густая лесополоса, которая тянется почти параллельно нашей позиции, на правом фланге поближе, на левом подальше. Видимо, титовцы будут сосредотачиваться и вообще готовить все свои пакости именно в этой лесополосе.

Михаил рассказывает мне о своем (о моем) взводе. В нем 34 казака, все бывалые. Вооружение: три ручных пулемета, все РП «Дегтярев», штук 12 автоматов, остальные — с винтовками. Все вооружение советское. Только два панцерфауста — немецкие, хотя я не могу понять, зачем они нам, ведь у титовцев нет танков. Но ладно, есть, значит, есть, пригодятся.

Кстати, его фамилия Олейник, он наш кубанский.

Стрельба продолжается, титовцы стараются выбраться из пахоты и отойти в лесополосу. Делать это им очень неудобно, так как борозды расположены параллельно нашим окопам и им все время приходится переползать через гребни пахоты, подставляя нам свои спины и задницы. Некоторые не выдерживают таких неудобств и отходят перебежками. Стрельба по нашим окопам стала совсем слабой.

Мне очень хотелось спросить у Олейника, знал ли он о таком близком расположении окопов, когда перепрыгивал через плетень, или же действовал наугад, но так и не спросил.

Слава Богу, что так все образовалось. И еще один вопрос: что мы тут собираемся делать? То ли обороняться, то ли наступать? Скорее всего, все-таки обороняться, сил у нас для наступления маловато, теперь, весной сорок пятого, здесь, в Хорватии, уже война не партизанская, а настоящая Фронтовая, у Тито уже дивизии, корпуса и даже армии нумерованные имеются. Численный перевес у них большой, хотя артиллерии мало, а бронетехники нет совсем. У нас же, в нашем корпусе хоть что-то да есть. Количество их бойцов нас не пугает, мы как-никак казаки, вояки опытные и умелые, да и дух казачий у нас вполне на уровне.

Стрельба затихает. Казаки устраиваются в окопах, таскают сено из близлежащих дворов, об этом уже и я подумываю. Но не успеваю.

Где-то к концу дня Олейник подзывает меня к правому флангу нашей позиции. Он стоит в стрелковой ячейке во весь рост — высок парень — и разглядывает эти самые дома. Подхожу.

— Вот, Юра, какие новости. Как только стемнеет, наш взвод здесь сменят, и мы займем позицию впереди этих домов.