Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября

«Васильевский остров. Галерная гавань.

Дербинская тюрьма. Камера № 4.

Геннадию Федоровичу Баранову.

Геня, я сегодня получила твое письмо…

Я как раз сидела у кровати дочери и все ей рассказывала, как ты мимо меня проходил, мимо и даже не смотрел на меня. Геня, я сейчас не знаю, какие меры принять к жизни. Вот сегодня напишу т. Потемкину письмо, что он мне ответит — не знаю. Я сейчас на себя готова руки наложить, да и это, видно, и сделаю…

Геня, ты сейчас пишешь, что, где бы я ни была, ты меня не оставишь.

Геня, почему ты мне раньше ничего не ответил этого, я бы была покойна, знала бы, что мой бедный ребенок будет хоть малым обеспечен. Я же тебе писала даже сама об этом, но ты почему-то мои письма снес в суд. Я их своими глазами там видела. Ты был под влиянием своей матери, ты блаженствовал в родном доме, а я смотрела на свой проклятый живот, сидела и плакала, проклиная ребенка, который еще не вышел на свет.

Я и сейчас его проклинаю, зачем он зародился, зачем он руки мои связал. Не он бы, я вот иначе поставила бы свою жизнь, а то двадцать два года живу, и уже что я стала, боже мой.

Геннадий, как хочешь, но я и тебя проклинаю тоже.

Никогда я не забуду октября месяца, когда ты меня бросил на произвол судьбы.

За все твое я тебе сделала кару, которую ты несешь. У меня же сердце проклятое, слабое, вот мне тебя и жалко, сама голодаю, но тебе несу…

Твоя бывшая жена Ольга» ^{223}.

Читаешь это письмо и понимаешь, что тут Достоевский!

Голод, стужа, холера, расстрелы каждый день — и вот такая страсть, такое самогубство, словно мало реальных несчастий, такое, даже и в отчаянной подлости, раскаяние и очищение…

Можно было бы и далее продолжать цитировать переписку Ольги Ивановны Сергеевой и ее мужа-обманщика Гени, но мы начали с того, откуда появилась на процессе через четыре года фамилия Сергеева.

Похоже, что отсюда и появилась.

Потому что, кроме фамилии, здесь все совпадает: и партийность, и профессия, и круг знакомых.

А фамилию перепутали, так что ж…

С кем не бывает.

Документы в деле сшиты так, что немудрено и перепутать: начинается дело с показаний Сергеевой на своего мужа…

Юрий Тынянов писал в свое время о поручике, рожденном под рукою невнимательного писаря. Поручик Киже дослужился при императоре Павле до чина генерала.

У чекистских писарей родился Сергеев, которого и судили потом, как поручика Киже, на процессе 1922 года. Только разве в генералы не произвели…

Так и оставили в народных героях.

4

Думается, что ясного ответа на вопрос о настоящем убийце Володарского не удастся найти никогда.

Архивные документы, в том числе и дело об убийстве Володарского, которое спас от сожжения, переслав его в Москву, Э. М. Отто, непреложно свидетельствуют лишь о том, что в преступлении было замешаны сотрудники Петроградской ЧК.

Еще архивные документы свидетельствуют, что Моисей Соломонович Урицкий делал все, дабы следствие не вышло на подлинных организаторов убийства…

Петроградцами, вопреки утверждениям большевистской прессы, убийство Володарского было воспринято с нескрываемой радостью. Газеты, разумеется, ничего не писали об этом, но, когда знакомишься с материалами дела — видишь, насколько популярной в городе была «профессия» убийцы Моисея Марковича.

«Спустя дня три после роспуска Петергофской районной думы, где служил Вукулов, а также и я, мы вышли на улицу вместе, и Вукулов мне говорит: «Мерзавца Володарского, я его не сегодня, то завтра убью». На мой вопрос: почему он убьет именно Володарского? — Вукулов ответил, что «он — мерзавец, убийца моего брата». Я спросил: как это может быть, что Володарский убил твоего брата? На что он возразил: «Это позволь мне знать» ^{224}.