Решение везти их во Владивосток, а не в Архангельск или Мурманск настораживало. Советское правительство явно пыталось затянуть эвакуацию корпуса. И можно было, конечно, объяснять это попыткой умиротворить немцев, заинтересованных, чтобы чехословаки попали на фронт как можно позже, но все же правильнее поискать тут чисто большевистский интерес…
Как бы то ни было, в середине мая чехословацкие эшелоны растянулись по всей длине сквозной железнодорожной магистрали от Пензы до Владивостока. Навстречу же им двигались эшелоны с военнопленными немцами и венграми. По замыслу стратегов, встретиться они должны были, обогнув весь земной шар, где-нибудь на Марне, но зачем же ждать так долго?
14 мая в Челябинске произошла первая крупная драка между чехословаками, пробирающимися во Владивосток, и венграми. Местный Совдеп, контролируемый австрийскими военнопленными, арестовал чехов, участвовавших в драке. Им грозил расстрел. Тогда весь чехословацкий эшелон взялся за оружие и силой освободил товарищей.
Они собирались двинуться дальше, но по приказу Льва Давидовича Троцкого эшелон был остановлен.
«Все Советы депутатов обязаны под страхом ответственности разоружить чехословаков. Каждый чехословак, найденный вооруженным на железнодорожной линии, должен быть расстрелян на месте. Каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный солдат, должен быть выгружен из вагонов и заключен в концлагерь…»
Мотивировался приказ тем, что Владивосток занят японцами, которые могут помешать погрузке чехословаков на корабли.
Объяснение подчеркнуто нелепое.
Непонятно, с какой стати японцы стали бы препятствовать, а главное — как сумели бы малочисленные японские подразделения остановить мощный (40 тысяч штыков) корпус регулярной, хорошо обученной армии, да к тому же составленной из людей, стремящихся избежать виселицы? Право же, если бы японцам и пришла в голову такая безумная идея, их просто смели бы в Японское море…
И мы уже не говорим о том, что даже если бы японцы и сумели остановить чехословаков, что за беда для большевиков? Там, на Дальнем Востоке, открылся бы еще один небольшой театр войны, на котором столкнулись бы между собой две чужеземные армии…
Видимо, и самим чехословакам забота, проявленная большевиками, показалась весьма подозрительной.
Оружие сдать они отказались.
Первая попытка насильно разоружить их была сделана в Пензе. Чехословаки ответили огнем, потом сами перешли в контратаку и нечаянно свергли в Пензе советскую власть.
Как огонек по бикфордову шнуру, вдоль железнодорожного пути, прорезавшего вдоль всю Россию, побежало восстание…
Утром 25 мая чешские части военфельдшера капитана Гайды взяли Мариинск, а вечером вступили в бой за станцию Марьяновка в 40 километрах от Омска. На следующий день бригада полковника С. Войцеховского заняла Челябинск и Новониколаевск, а еще через два дня капитан С. Чечек захватил Пензу и Саратов.
Это и был чехословацкий мятеж.
Но и этот открытый мятеж ничем еще не угрожал ни России, ни советской власти — чехословаки продолжали двигаться на Восток.
7 июня С. Войцеховский взял Омск и через три дня соединился с эшелонами Гайды.
Большевикам, если бы они не хотели гражданской войны, достаточно было ничего не предпринимать — восставшие продолжали уходить к Владивостоку. Но гражданская война была необходима, необходимо было начать ее сразу по всей территории России еще до капитуляции Германии, и большевики не упустили свой шанс.
С приближением чехословаков вспыхнуло вооруженное восстание в Самаре.
Когда части С. Чечека захватили мост через реку Самару и входили в город, сами жители ловили на улицах большевиков и убивали их.
8 июня в Самаре, занятой белочехами, образовалось правительство Поволжья — Комитет членов Учредительного собрания (КОМУЧ), а уже на следующий день, 9 июня 1918 года, советское правительство объявило об обязательной воинской службе
{89}.Тогда же был образован Восточный фронт, задача которого заключалась на первых порах лишь в противодействии продвижению чехов к Владивостоку. Чехословацкие части оказались, таким образом, втянутыми в гражданскую войну. Началась, как метко заметил Лев Давидович Троцкий, настоящая, революционная кристаллизация.
И это когда дьявольский азарт революции постепенно начал стихать в народе…
«Настоящий момент русской истории… — звучали тогда голоса здравомыслящих, не равнодушных к судьбе России людей, — представляется куда более страшным, чем массовые убийства, грабежи и разбои, более страшным даже, чем Брестский мир. Ради бога, тише!»
Петроградский митрополит Вениамин, прославленный сейчас Русской православной церковью как священномученик, сделал тогда распоряжение, чтобы во всех церквах в канун Великого поста было совершено особое моление с всенародным прощением друг друга.