Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября

Мы говорили, что Виктору Павловичу Соколову-Горбатому, намеченному Урицким на роль главы «Каморры народной расправы», удалось скрыться буквально накануне ареста.

Арестовали его брата, офицера, и однополчанина брата — солдата Мусина…

Николай Павлович Соколов поначалу держался на допросах строго, почти надменно.

«Что касается брата моего, Виктора Павловича… — сообщил он 25 мая, — то могу сказать, что по совету врача он должен был уехать в Царское Село и уехал он туда или в день обыска, или днем раньше ^{132}. По своим политическим убеждениям он, кажется, монархист, кроме того, состоял членом «Союза русского народа», но старается ли он в настоящее время проводить в жизнь свои идеи — этого я сказать не могу…»

Конечно, следователь Владислав Александрович Байковский не был испорчен ни образованием, ни воспитанием ^{133}. Однако и этот, закончивший всего четыре класса, уроженец гмины Пруска Ломжинской губернии, не мог не уловить открытой издевки в словах Николая Павловича Соколова, и решил наказать его погружением.

Взяв с Соколова подписку о невыезде, он отправил его в камеру собирать вещи и… забыл о нем на долгие недели… Отметим попутно, что помимо мук неизвестности, в которую погружали несговорчивого арестанта, ему приходилось испытать и невыносимые муки голода — питались арестанты передачами с воли.

Так что заплатил Николай Павлович Соколов за свою язвительность недешево:

«Я арестован 21 мая и был Вами допрошен 25 мая, причем Вы на допросе сказали мне, что мне не предъявлено обвинений… и что, по всей вероятности, после Вашего доклада Председателю Чрезвычайной Следственной Комиссии меня освободят. С тех пор прошло две с половиной недели. Допрошенные одновременно со мной Гроссман и Анненков, по-видимому, освобождены — мое же дело остановилось. Поэтому прошу Вас, если Вы нуждаетесь в дополнительных сведениях от меня — допросить меня. Надеюсь, что после вторичного допроса меня освободят, причем я всегда готов дать подписку о невыезде из Петрограда и явке на допрос по первому требованию» ^{134}.

В дополнительных сведениях Байковский нуждался и, вняв просьбе Николая Павловича, вызвал его на допрос.

Но — увы! — от предложения сотрудничать с ЧК в аресте своего брата Николай Павлович снова отказался и, хотя уже и без прежней язвительности, продолжал твердить, что не знает, где сейчас находится Соколов-Горбатый.

Поэтому и был он водворен назад в камеру, чтобы сочинять новые — «Я арестован четыре недели назад… и не имею никаких известий, в каком положении мое дело…» — прошения и постепенно доходить до нужной чекистам кондиции…

«22 мая я был арестован и препровожден в тюрьму «Кресты», где вот уже три месяца сижу без предъявления мне обвинения, в ожидании окончания следствия… — писал в прошении М. С. Урицкому бывший секретарь Совета монархических съездов И. В. Ревенко. — Еще 11 июня гр. Байковский, ведущий следствие по моему делу, допрашивая меня в «Крестах», официально мне сообщил, что прямых улик и обвинений меня в чем-либо не имеется и что следствие по моему делу заканчивается на текущей неделе. Ответ же на мою тогда же обращенную просьбу об освобождении и о разрешении свидания с женою, был им, Байковским, обещан сообщением мне в четверг 13 июня…

По сегодняшний день не имею никакого ответа на мою вышепоименованную просьбу и никакого результата на мое ходатайство от 20 июля к тому же гр. Байковскому, уже давно закончившему по моему делу следствие» ^{135}.

Да… Средство было отменное.

Некоторые заключенные, уже настроившиеся идти домой, впадали в настоящее нервное расстройство, когда их начинали погружать.

«Вот уже две недели, как вы сказали, что отпустите меня отсюда через два-три дня, а я все мучусь и не знаю, в чем виноват… Очень прошу: возьмите меня отсюда, силы больше моей нету, от нервов и раны уже ходить не могу. Ну и чего я сделал, что меня вы так мучите и пытаете?.. Возьмите меня отсюда, силы боле нет жить…»

Солдат Мусин, который писал это прошение, конечно, не герой, но все-таки служил в армии, успел понюхать войны, и коли и он раскис до такой степени, то нужно признать, что погружение в неизвестность — чрезвычайно действенный метод.

Действенность метода, созданного инфернальным Моисеем Соломоновичем Урицким, возрастала за счет размывания всего того, что связывало подследственного с реальностью

Никакого значения не имело, что ты делал, и что у тебя нашли при обыске. Все это менялось по ходу следствия, менялось так, как это было нужно инфернальному режиссеру.

3

3 июня 1918 года — важный день в ходе «расследования» дела «Каморры народной расправы»… Чекисты наконец-то сподобились «найти» печать этой организации.

Сам этот факт, как и положено, был запротоколирован…