Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

Учитывая, однако, высокий уровень накопленных к настоящему времени японцами финансовых ресурсов, нужно потребовать подобных же и для обновленной России. Этого также нетрудно добиться.

Ведь оставленная русскими ненужная территория, вполне бесполезная для русских, не является настолько бесполезной для всех остальных[81] — даже Аляска (тоже, кстати, бывшая русская территория, оказавшаяся совершенно бесполезной для русских!) как-то эксплуатируется на пользу дела. Считая огромные запасы этих ненужных для русских богатств, можно, по-видимому, взамен на них приобрести от остального человечества реальное финансовое обеспечение, которое позволит русским, обосновавшимся на Северном Кавказе, получить стартовый капитал для последующего развития, соизмеримый с современным японским, быстро обеспечить необходимое капитальное строительство и другие полезные меры.

Это даже легче будет сделать русским, чем японцам, вынужденным после 1945 года расчищать свою страну от развалин (частично — радиоактивных), в которые были превращены ее города. На Северном же Кавказе развалин, за исключением Грозного и ряда других чеченских поселений, относительно немного — бомбили их все же не столь интенсивно, как американцы Японию в 1942–1945 годах.

Таким образом, для России вполне достижимо современное состояние Японии. А поскольку русские, согласно Паршеву, «народ хреновый, конечно, но лучше его нет, и страны лучше нет»,[82] то беспокоиться за будущее такой России, еще более улучшенной за счет урезания бесполезных территорий, конечно, не приходится: если уж японцы смогли воздвигнуть такую современную Японию на своих жалких островах, то уж русские-то куда лучше справятся с аналогичными задачами!

Возвращаясь от радужных проектов, относящихся к воображаемому будущему, к реальным условиям России XVIII века, приходится подчеркнуть, что Россия — не Америка главным образом потому, что русские — не американцы, хотя кое-что сходное, как мы увидим чуть ниже, все-таки наблюдалось. И уж тем более русские — не японцы! Что, собственно, не противоречит идеологии А.П. Паршева.

И специфика чисто русского подхода к разрешению социально-экономических проблем выявилась в условиях второй половины XVIII столетия с полной красочностью.

1.4. На сцену выходят коммунисты

Екатерина II, дама решительная и цивилизованная, сразу сочла сохранение рабства нерациональным. Она начала с весьма недвусмысленной пропагандистской кампании.

В 1765 году по ее инициативе было создано Вольное Экономическое Общество к поощрению в России земледелия и домостроительства. 1 ноября 1766 года неизвестный доброжелатель (предположительно — сама императрица) ассигновал Обществу 1200 дукатов на проведение конкурса для ответа на вопросы: является ли выгодным для государства, чтобы крестьянин владел землей или чтобы он владел только движимым имуществом? И до каких пределов должна распространяться эта собственность для пользы государства?[83]

Сама постановка вопросов ясно показывала, что крестьянин-земледелец признается основополагающим элементом российского народного хозяйства — это было фундаментальным официальным тезисом на все оставшиеся времена существования царского режима. Напрасно интеллигенция XIX и начала ХХ века возмущалась «наивной» верой крестьянских масс в покровительство и защиту со стороны самодержавия!

Победителем конкурса в 1768 году был провозглашен некий Bearde de l’Abaye — «доктор прав церковных и гражданских в Акене».[84] Со ссылкой на позитивный и негативный зарубежный опыт этот автор доказывал, что благосостояние государства весьма выигрывает, если крестьянин самостоятельно трудится, владеет пахотной землей и всем имуществом. Отсюда по необходимости следовала отмена крепостного права, каковую автор предлагал осуществить не немедленно, а постепенно — награждая свободой наиболее трудолюбивых крестьян. Помещиков и владельцев мануфактур автор успокаивал тем, что свободные крестьяне будут охотнее трудиться на помещиков и предпринимателей, чем подневольные.[85]