Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.

Заметим, что письмо написано человеком, не очень посвященным в секреты сестер Малиновских — даже имя упомянутой старушки не известно. Фактами об иных правонарушениях доносчик и вовсе не располагает; мы уже упоминали, что Перовская реально не имела сведений, подходящих для предательства, а приезд в Петербург в августе не сильно расширил ее кругозор в этом отношении. Что было особенно криминального в доносе о Малиновской — нам не известно, но наверняка не многое: на этой квартире собирались (а иногда останавливались и некоторое время жили) подозрительные люди, ведущие подозрительные разговоры — только-то и всего! Усилить убедительность доноса могли другие детали, но, кроме истории собственного побега, Перовская почти ничем не располагала. В то же время использование этого эпизода усиливало ее защиту от подозрений в авторстве: считается, что доносчик не должен доносить на себя самого.

Аномимный донос, приведший к значительному результату — большая редкость в истории революционного движения: у полиции обычно хватало и обычных доносчиков, выполнявших свои прямые функции. Здесь же обязательность анонимности была обусловлена тем, что Фроленко никак не должен был заподозрить Перовскую. Донося же харьковскому начальству, Перовская должна была бы либо полностью раскрыть свои мотивы и довериться этим людям, либо столкнуться с возможностью того, что полученные сведения будут перепроверяться через Фроленко. Поэтому столь необычным оказался и выбор адресата — заведомо в обход Харькова.

Надеемся, что с мотивировкой этой истории все понятно. В итоге Перовская возлюбленного не заполучила, но отомстила ему, как могла. А ведь кроме добра она от него ничего не имела — по крайней мере на уровне объективных фактов! Вот только в дипломатичности его отказа от предлагавшейся ему женщины можно усомниться. Но кара заведомо превысила все мыслимые возможности!

В некотором отношении это самая яркая страница революционного движения!

Остававшиеся на свободе функционеры в Петербурге срочно воззвали к помощи товарищей в провинции — и те не замедлили явиться.

Первым примчался Александр Михайлов. Сразу по приезде он едва не попался. В конце октября был арестован еще и В.Ф. Трощанский — возможно, по сведениям, выманенным у Веры Малиновской. В засаду на его квартире и угодил Александр Михайлов. Вырвавшись от нападавших, он выскочил не улицу и бросился бежать с криками: «Держи! Лови!» — будто кого-то преследовал. Прохожие перед ним расступались, а быстрые ноги и знание местности (по преданию, он знал все проходные дворы в Петербурге, за что и удостоился титула «Дворник») спасли его от преследователей.

Приехали в столицу Плеханов, Попов и Квятковский, вызвали с Кавказа Тихомирова. Александр Михайлов быстро налаживал дела.

Поскольку были арестованы Адриан Михайлов и один из сигнальщиков в деле Мезенцова — Бердников, то двоих главных фигурантов решено было срочно отправить из столицы. Кравчинский уезжает за границу — уже навсегда, а Баранникова увез прятать Попов — в Воронеж.

В двадцатых числах октября вышел на свет первый номер «Земли и Воли». Редакцию затем составили Тихомиров, Плеханов и Клеменц, а после ареста последнего в феврале — еще и Морозов.

Фроленко наездами появляется в столице и выполняет отдельные поручения. Он в курсе всех дел, пользуется полным доверием и, заметим, вроде бы никого не выдает. Как показало дальнейшее, он ждет начала нового серьезнейшего дела, на котором мог бы полностью рассчитаться с властями, затмив революционным подвигом свое предательство. Вспомним, что такова же была много позднее логика Азефа — да Бурцев помешал!

Но пока что он вынужден продолжать и доносительскую деятельность, иначе последовал бы новый арест или того хуже — разоблачение его предательства перед революционерами по инициативе полиции.

Особенно аккуратно ведутся им дела в самом Харькове: Попова, например, полиция не зацепила, хотя он торчал там некоторое время и встречался и с Фроленко, и с Перовской, а вот за И.П. Волошенко, близким соратником Осинского, приехавшим в Харьков поучаствовать в деле освобождения каторжан, явно привязался «хвост», который привел в Киев.

В Киеве преемник Гейкинга знаменитый позднее Г.П. Судейкин оказывается значительно более неудобным и опасным для революционеров противником, нежели его предшественник: Гейкинг попросту арестовывал всех подозрительных, а Судейкин старался выследить остающихся на воле и внедрить своих агентов в их среду.

В той и другой тактике были свои минусы и плюсы: Гейкинг разрушал революционную деятельность, ведя стрельбу по площадям и не вдаваясь в тонкости революционных предприятий; Судейкин же стремился именно вникнуть в суть дела, но пока он плел свою паутину, оставляя злоумышленников на воле, те у него под носом обделывали свои делишки. А в результате, например, оказался убит и сам Судейкин — уже в 1883 году.