Интересно, что даже такой деятель, имевший крайне ограниченные представления об особенностях российской жизни, как Адольф Гитлер, безошибочно расценил значение Распутина, выразив это со всей спецификой собственного мировоззрения: «
Иное дело то, что от былой скромности Распутина постепенно не осталось и следа — разве что только в непосредственном присутствии царской фамилии. К царю с царицей, их детям и немногим доверенным приближенным, он обращался совсем не той стороной своей личности, нежели ко всем остальным. Хотя иные безродные и бесправные просители также нередко пользовались вполне лояльным и гуманным вниманием с его стороны, но на первый план все больше выходило другое.
Беспримерное честолюбие, невоспитанность, наглость и хамство, присущие «святому черту», побуждали его самого к публичным демонстрациям собственного величия, а ловкие проходимцы создали вокруг него целое предприятие, торгующее царским благорасположением.
Двуличие Распутина при его жизни оставалось неразгаданным: каждый из очевидцев свидетельствовал только о той стороне его личности, которую имел возможность наблюдать — а этот великий актер и лицедей почти не позволял себе путать жанры и амплуа перед публикой! Лишь впоследствии многие мемуаристы, ознакомившись с впечатлениями, противоположными собственным, смогли взвешенно оценить его поведение.
Неясная основа неограниченного влияния Распутина не могла не возмущать общественное мнение. Он был
Возможно даже, что наиболее гнусные подозрения в его адрес были не такими уж беспочвенными. Вот, напрмер, какое свидетельство Демьяна Бедного записал в своем дневнике К. Чуковский в 1928 году: «
Неудивительно, что постоянными сделались и конфликты царской четы с министрами. Царь и царица возмущались тем, что премьер-министр или министр внутренних дел (а Столыпин был и тем, и другим) не могут унять публику и прессу, инсинуирующие против Распутина, и не желали понимать, что распространение сведений и выражение мнений, не имеющие характера государственного преступления, не могут по законам империи преследоваться властями во внесудебном порядке, а любой суд придал бы скандалам еще большую значимость — Россия с октября 1905 по февраль 1917 была по части цензуры едва ли не самым либеральным государством в мире. Но царь и особенно царица верили именно в то, что все, возводимое
Сам Николай II устал от этой ситуации, с осени 1914 с удовольствием разъезжал по фронтам и безо всякой пользы пребывал в Ставке — вдали от столицы, а в декабре 1916, когда убили Распутина, испытывал явное облегчение, замеченное окружающими.[26]
Вот и со Столыпиным к лету 1911 года конфликты вокруг Распутина приняли уже тяжелый и затяжной характер; в первую половину 1911 все это подогревалось столкновениями Столыпина с Думой и с Государственным Советом, подло и исподтишка спровоцированными царем. Отставка Столыпина была уже предрешена «тройкой», а последующее возвращение опального премьера на первые роли было маловероятно. Перспектива политической смерти в самое ближайшее время ничем в государственном плане не отличалась от последовавшего убийства.