Трагедия русского Гамлета

Прощеные чиновники и армейские офицеры пришли большей частью пешком в столицу из внутренних областей империи и, не получив здесь никакой помощи, без всяких средств к жизни осуждены были умирать с голоду у ворот Петербурга. Пален все сваливает на Павла, которому будто бы скоро надоело принимать прощеных и он приказал их гнать. Но в этом должно усомниться. Как военный губернатор имея в своем распоряжении гвардию, полицию, заставы и как министр иностранных дел заведуя внешними сношениями и перлюстрацией почты, причем вообще все повеления государя шли через его руки, Пален систематически пользовался всякой вспышкой Павла и так грубо и безжалостно приводил немедленно в исполнение его приказы, чтобы создавать недовольство всюду и размножать врагов Павла. Эта адская махинация тем легче могла быть приведена в действие, когда Павел заперся в Михайловском замке. Именем государя правил Пален и правил так, что действительно и за границей, и внутри России создавалось представление, что правит сумасшедший деспот. Но когда Павел узнавал о том, как жестоко исполнялось его приказание, он делал все, чтобы исправить причиненное зло. Не в расчетах Палена было, однако, давать эту возможность государю. Постоянно повторяемые обвинения Павла в том, что он запрещал круглые шляпы, жилеты, фраки, усматривая в них «якобинство», требовал, чтобы при встрече с ним дамы останавливали кареты и выходили, конечно, справедливы. Это вмешательство в жизнь обывателя было тяжело. Но особенно потому, что Паленом все делалось, чтобы требования государя выполнялись с бессмысленной жестокостью, последовательностью, крайностью. Сколько раз Павел Петрович, подъезжая к карете, просил даму не беспокоиться.

Собрав все причины недовольства, должно признать, что при всех недостатках характера Павла без коварной провокации графа Палена это недовольство не разрослось бы в такой степени. Крутая муштровка, регламентация обывательской жизни, придирки и стеснения были и после Павла. А все терпели.

Замечательно, что самое спокойное время в 1800 году в Петербурге было в сентябре и октябре, когда граф Пален был назначен командовать армией на русской границе, а должность петербургского военного губернатора с 14 августа исполнял генерал от инфантерии Свечин (Шумигорский).

Мы упоминали еще про идеологическую причину переворота — желание конституции. Но последующие события показали, как жалко-ничтожен и бессилен был тот кружок идеалистов, которые мечтали «учредить законно-свободные постановления, которые бы ограничивали царское самовластие». Во главе конституционалистов был Александр. И, вступив на престол, он довольно долго вел послеобеденные милые, либеральные беседы насчет преобразований. Нельзя, конечно, сказать, что из первых прогрессивных порывов его ничего доброго и полезного для России не произошло. Некоторая струя мягкости, человечности влилась все же в русскую жизнь. Но можно положительно утверждать, что конституционные стремления русского общества в эпоху Павла I не имели достаточно энергии, чтобы сами по себе вызвать переворот.

Одна из темнейших сторон царствования Павла, которая должна была возбудить ненависть к нему как к гонителю просвещения, всех людей науки и мысли, — это нестерпимый цензурный гнет. 17 мая 1798 года последовал указ об учреждении цензуры во всех портах, а 18 апреля 1800 года совершенно был запрещен ввоз в Россию иностранных книг «и музыки». «Правительство, ныне во Франции существующее, — сказано в указе 1798 года, — желая распространить безбожные свои правила на все устроенные государства, ищет развращать спокойных обитателей оных сочинениями, наполненными зловредными умствованиями, стараясь те сочинения разными образами рассевать в общество, наполняя даже оными газеты свои». Текущая журналистика и памфлеты якобинской эпохи Конвента представляли достаточно отталкивающих сторон. Несомненно развращающее и прямо преступное действие на незрелые и невежественные умы анархических изданий. Ненависть к «идеологам» Павел разделял с Наполеоном Бонапартом, создателем железной цензурной системы. Но в России не находилось просвещенных цензоров, которые могли бы разобраться в содержании книг, привозимых в порты. Павел вышел из затруднения тем, что приказал запрещать ввоз всех книг, «коих время издания помечено каким-нибудь годом Французской республики». Перевод Вергилиевых «Георгик» Делиля, помеченный годом республики, конечно, был запрещен.