Трагедия русского Гамлета

Пален, во главе второй колонны, заблудившейся, по-видимому, со своим отрядом в аллеях Летнего сада, прибыл со своей шайкой во дворец, когда все уже было кончено. Говорили, что он умышленно опоздал с тем, чтобы в случае неудачи заговора выступить в роли спасителя императора и при надобности арестовать своих единомышленников. Как бы то ни было, как только он явился на место действия, он постарался выказать величайшую деятельность, отдавая постоянно необходимые приказания в течение остальных событий ночи, одним словом, ничего не упустил, чтобы от него не было отнято первенство и достоинство командования предприятием, равно как усердие, проворство и решимость.

Из всего сказанного легко убедиться, насколько, несмотря на все принятые меры, судьба заговора была в зависимости от целого ряда случайностей, благодари которым все предприятие могло рушиться. Последующие события докажут справедливость этого предположения.

Можно сказать, не ошибаясь, что заговор был составлен при почти единодушном согласии высших классов общества и преимущественно офицеров. Но не то было среди солдат. Гневные выходки и строгости императора Павла обыкновенно обрушивались на сановников и высших чинов военного сословия. Чем выше было служебное положение лица, тем более подвергалось оно опасности вызвать гнев государя; солдаты же редко бывали в ответе. Напротив, положение их было гораздо лучше, и нижние чины после вахт-парадов и смотров получали удвоенную пищу, порцию водки и денежные награды. Истязания офицеров и взыскания, которым они ежедневно подвергались, не были нисколько неприятны простому солдату; напротив, то служило в некотором роде удовлетворением за палочные удары и дурное обращение, которые офицеры постоянно заставляли переносить солдат. Кроме того, гордости их льстило важное положение, которое они занимали, потому что при Павле было ли что-либо важнее парада, учения, слишком высоко поднятой ноги, худо застегнутой пуговицы? Солдаты с удовольствием видели, что их император, их главный ценитель, дождил наказаниями и строгостями на офицера, тогда как пользовался каждым случаем воздать войску полное воздаяние за труды, бдения и пытки, к которым их принуждали. Особенно в гвардии, среди которой было немало женатых, солдаты жили со своей семьей в известном довольстве и в большинстве были преданы императору. Генерал Талызин, командир Преображенского полка, один из видных заговорщиков, человек, пользовавшийся любовью солдат, взялся доставить во дворец в ночь заговора батальон командуемого им полка. После ужина у Зубовых он собрал батальон и хотел обратиться к солдатам с речью, в которой объявил людям, что тягость и строгости их службы скоро прекратятся, что наступает время, когда у них будет государь милостивый, добрый и снисходительный, при котором все пойдет иначе. Взглянув на солдат, он, однако, заметил, что слова его не произвели на них благоприятного впечатления; все хранили молчание, лица сделались угрюмыми, и в рядах послышался сдержанный ропот. Тогда генерал прекратил упражнение в красноречии и суровым командным голосом сказал: «Полуоборот направо. Марш!» — после чего войска машинально повиновались его голосу. Батальон был приведен в Михайловский замок и занял все его выходы.

Граф Валериан Зубов, потерявший ногу во время Польской войны, не находился вместе с заговорщиками и прибыл во дворец значительно позже, когда известие о смерти императора Павла уже распространилось. Он прошел в одну из зал, в которой стоял пехотный караул, и захотел убедиться в настроении солдат. Он подошел к караулу и поздравил солдат с новым молодым государем. Но это приветствие было худо встречено, и граф поспешил удалиться, не желая подвергнуться враждебным манифестациям.

Все эти подробности указывают на то, что императору Павлу было бы легко справиться с заговорщиками, если бы ему удалось вырваться из их рук хотя на минуту и показаться войскам. Найдись хоть один человек, который явился бы от его имени к солдатам, он был бы, быть может, спасен, а заговорщики арестованы. Весь успех заговора заключался в быстроте его выполнения. Это доказывает также, насколько трудным и неосуществимым являлся план Александра взять императора под опеку. Останься Павел жив, кровь полилась бы на плахах, пол-России сослано было бы в Сибирь, и весьма вероятно, что необузданный гнев его распространился бы и на членов собственного его семейства.