Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Когда горькая историческая правда стала очевидной, Церковь нашла в себе силу и смирение, чтобы признать новую власть и начать молиться Богу о помощи в ее государственном служении. И этому уже не могло помешать то, что, вопреки пожеланию Церкви, руководители советского государства оказались атеистами и носителями псевдорелигиозной, конкурирующей с христианством коммунистической идеологии. Здесь проявилось не малодушие и приспособленчество, но верность Богу и готовность в самых тяжких условиях продолжать духовное служение своему народу. С полной определенностью это признание было выражено в так называемом «завещании» патриарха Тихона от 25 марта/7 апреля 1925 г.:

«В годы великой гражданской разрухи, по воле Божией, без которой в мире ничего не совершается, во главе русского государства стала Советская власть, принявшая на себя тяжелую обязанность – устранение жутких последствий войны и страшного голода… Мы призываем всех возлюбленных чад Богохранимой церкви российской в сие ответственное время строительства общего благосостояния народа[6] слиться с Нами в горячей молитве ко Всевышнему о ниспослании помощи рабоче-крестьянской власти в ее трудах для общенародного блага… Призываем не питать надежд на возвращение монархического строя и убедиться в том, что Советская власть – действительно народная рабоче-крестьянская власть, а потому прочная и непоколебимая…»

Этот текст был подписан патриархом Тихоном в день смерти (в связи с чем даже высказывались сомнения в подлинности его подписи); непосредственным его автором был митрополит Петр, верный помощник патриарха Тихона, достойный преемник его на посту главы церковного управления. Несмотря на предельно доброжелательные выражения в адрес государственной власти, несмотря на безоговорочное признание ее законности, на обещание полной политической лояльности к ней, на призыв к общецерковной молитве за нее, – в этом «завещании» нет одного: внутренне-сердечной солидарности, компромисса с коммунистической идеологией, смешения христианского духа с духом революции. Этого мы не найдем ни в одном высказывании патриарха Тихона и его верных сторонников: синергизм с Богом не оставляет места для «синергизма» с греховным миром. Контраст был особенно разителен в сравнении с многочисленными заявлениями руководителей обновленческого раскола, проникнутыми именно этим «синергизмом» с коммунистической идеологией и духом революции. В религиозных испытаниях той эпохи водораздел проходил не по линии «признание или непризнание» советской власти, «лояльность или нелояльность» к ней; водораздел проходил по совершенно другой линии: «признание или солидарность», «лояльность или синергизм». Не понимая этого, абсолютно невозможно разобраться в хаосе событий, многообразии позиций и многоголосице мнений, характерных для того времени.

Церковь осознала свою историческую миссию в критический момент жизни России не в борьбе за то или иное государственное устройство, не в борьбе за укрепление своих собственных позиций в государстве, а прежде всего и главным образом – в борьбе за прекращение народной распри и вражды, за прекращение партийных и социальных раздоров, за установление подлинно христианского, подлинно православного духа мира и братолюбия. Позиция Церкви в этом вопросе оставалась твердой и неизменной: не становясь на сторону какой-либо из борющихся сил, она настойчиво призывала к примирению и прекращению междоусобия, во имя каких бы целей оно ни возгоралось. Начиная с марта 1917 г. почти нет посланий или обращений высшей церковной власти, не затрагивавших эту острую, поистине «кровоточащую» тему; с той же проповедью с церковных амвонов обращались к своей пастве епископы и священники.

22 июля 1917 г., вскоре после известных июльских событий – первой попытки вооруженного выступления против законной государственной власти, Священный синод обратился с посланием к чадам Церкви и гражданам России «О чрезвычайных обстоятельствах переживаемого времени». В послании со скорбью говорилось о том, что общественная свобода, открывшая светлые перспективы для внутреннего развития страны, используется для разжигания вражды и раздоров: