Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

В августе 1921 г. патриарх Тихон направил это послание главам христианских церквей: православным патриархам, папе римскому, архиепископу Кентерберийскому, епископу Йоркскому – с призывом, во имя христианской любви, произвести сборы денег и продовольствия для помощи голодающему населению Поволжья. Тогда же, по инициативе патриарха, был основан Всероссийский церковный комитет помощи голодающим и по всем храмам начались сборы денег и продовольствия. Пожертвования шли широким потоком.

Однако, как сообщает патриарх Тихон в своем послании от 15/28 февраля 1922 г., советское правительство запретило эту организацию, и все собранные Церковью денежные средства были сданы правительственному Комитету помощи голодающим (Помгол). Это требование угрожало резко снизить активность верующих в сборе средств – к правительственному комитету доверия не было. По свидетельству современников, среди верующих широко было распространено убеждение, что большая часть средств используется Помголом не по назначению: в печати в то время сообщалось о подготовке к торгово-экономическому совещанию в Генуе, о переходе к новой экономической политике, для чего советскому государству требовалось срочно укрепить свое финансовое положение.

К тому времени, когда эта политика могла принести заметные экономические плоды, голодающие могли просто вымереть. Заботясь только о спасении гибнущих людей, патриарх снова обратился с воззванием к Церкви с призывом продолжать сбор средств для Помгола и, более того, расширить эту помощь, включив в пожертвования драгоценные церковные украшения и предметы, за исключением тех, которые имели прямое богослужебное употребление. Это воззвание было разрешено правительством к напечатанию и широкому распространению среди населения.

Не остался безответным и призыв патриарха к зарубежным христианам: возник ряд международных организаций (наиболее крупная – американская АРА) по снабжению продовольствием голодающих Поволжья. Представителям этих организаций было разрешено непосредственно участвовать в распределении продуктов.

Такова была ситуация, когда в печати был опубликован декрет ВЦИК от 10/23 февраля 1922 г. об изъятии церковных ценностей на нужды голодающих. Согласно этому декрету, обязательному изъятию подлежали все без исключения церковные культовые предметы из драгоценных металлов. Практически речь шла прежде всего о богослужебных сосудах и чашах, которые часто изготовлялись из серебра, о серебряной отделке престолов и окладах икон. Верующие были поставлены этим декретом в безвыходное положение: понять его иначе, как новое «объявление войны», они не могли – да так оно, по существу, и было.

В послании от 15/28 февраля 1922 г., явившемся ответом на декрет, патриарх Тихон обратился к верующим:

«Мы допустили, ввиду чрезвычайно тяжких обстоятельств, возможность пожертвования церковных предметов, не освященных и не имеющих богослужебного употребления. Мы призываем верующих чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской церкви и карается ею как святотатство – миряне отлучением от нее, священнослужители – извержением из сана (апостольское правило 73, двухкратного Вселенского собора правило 10)».

То, к чему призвал патриарх, не могло быть продиктовано церковным «чувством собственности», в чем его потом обвиняли, т. к. церковная иерархия в принципе не могла использовать богослужебные предметы для каких-нибудь иных целей. Позиция патриарха не была также выражением «канонического формализма», якобы оказавшегося сильнее сострадания к погибающим – в чем его также обвиняли. Его позиция была выражением общенародного религиозного убеждения; неприкосновенность священных предметов культа была неотъемлемым содержанием веры.