Трагедия с «Короско»; Капитан Шарки; Морские рассказы; Родни Стоун; Рассказы о боксе

— Мы очень сожалеем, сударыня, — сконфуженно сказал Крибб. — Я не думал… Я ни на секунду не предполагал…

— Что я приеду проверить, не напрасно ли плачу вам? Конечно, этого вы не предполагали. — Она резко повернулась к Тому Спринту. — Болван! Вас побьют, и тем все кончится.

Юноша сердито посмотрел на нее.

— Я попросил бы вас обойтись без брани, сударыня. У меня тоже есть самолюбие. Согласен, курить во время тренировки — самое последнее дело. Вот перед вашим приходом я и говорил Тому Криббу, что если бы вы не относились к нам, как к детям, а сказали бы, где и с кем мне придется драться, я бы сумел взять себя в руки.

— Что верно, то верно, сударыня, — подтвердил чемпион. — Я уверен, что это будет либо Гэсман, либо Билл Нит. Ведь никого другого нет. Так что вы только намекните, и я обещаю, что к нужному дню наш парень будет в самой отличной форме.

Дама презрительно усмехнулась.

— По-вашему, боксировать могут только те, кто зарабатывает на жизнь кулаками?

— Бог мой, так, значит, речь идет о любителе? — воскликнул изумленный Крибб. — Но не можете же вы, в самом деле, требовать от Тома Спринга, чтобы он тренировался три недели для схватки с каким-то аристократом-любителем!

— Больше я не скажу ни слова, — резко ответила дама. — Не ваше дело, кто противник. Но знайте, если вы будете тренироваться так, как сегодня, я выгоню вас и найму другого, более серьезного человека. Не думайте, что меня легко обмануть только потому, что я женщина. В боксе я разбираюсь не хуже любого мужчины.

— Это я сразу понял, с первого вашего слова, — сказал Крибб.

— Поняли — и не забывайте. И не ждите новых предупреждений. Если снова провинитесь, найму другого.

— Вы так и не скажете, с кем мне предстоит драться?

— Нет и нет. Можете поверить, вам или любому другому боксеру в Англии потребуются все силы и умение, чтобы с ним справиться, будь вы даже в самой лучшей спортивной форме. Ну, а сейчас немедленно приступайте к тренировке и смотрите, чтобы я вновь не застала вас без дела.

Она смерила обоих здоровяков надменным взглядом, повернулась на каблучках и величественно вышла из комнаты.

Как только захлопнулась дверь, Крибб протяжно свистнул, посмотрел на своего сконфуженного друга и вытер цветным платком лоб.

— Ну, мой мальчик, придется нам теперь заняться всерьез.

— Правильно, — с серьезным видом отозвался Том Спринг. — Придется нам теперь заняться всерьез.

В течение следующих двух недель дама несколько раз неожиданно появлялась в гостинице, чтобы удостовериться, что ее боксер и в самом деле добросовестно готовится к предстоящей схватке. Обычно она появлялась в помещении для тренировок, когда ее меньше всего ждали, но все же ни разу не имела повода обвинить Тома Спринга и его тренера в недостатке рвения. Том, надев перчатки, подолгу колотил мешок, совершал тридцатимильные прогулки, пробегал милю за почтовой каретой, запряженной хорошей лошадью, и без конца прыгал через скакалку. Много пота пришлось ему пролить, пока не наступил день, когда его тренер с гордостью сказал, что он «согнал последнюю унцию жира и может драться не на жизнь, а на смерть».

Лишь единственный раз дама пришла не одна, а в сопровождении какого-то высокого, хорошо сложенного молодого человека с аристократическими манерами. Его можно было бы назвать очень красивым, если бы не изуродованный в результате какого-то несчастного случая нос. Скрестив руки на груди, он задумчиво смотрел на великолепный торс полуобнаженного боксера, работавшего с гантелями.

— Ну как, по-твоему, подойдет? — спросила дама.

Молодой щеголь пожал плечами.

— Не нравится мне вся эта затея, cara mia. Не могу кривить душой и уверять, что нравится.

— Ну как же так, Джордж! Я только этим и живу сейчас.

— Знаешь, это как-то не по-английски. Что-то от средневековой Италии, от Лукреции Борджиа. Женщины одинаково неистовы в любви и в ненависти во все века, но твой способ выражения этих чувств явно устарел для Лондона девятнадцатого столетия.

— Но разве не следует его проучить?

— Да, да! Но, думаю, можно найти другой способ.

— Ты уже испробовал другой способ, а чего добился?

Молодой человек мрачно усмехнулся, отвернул манжету сорочки и взглянул на глубокий рубец на запястье.

— Немногого, что и говорить, — признался он.

— Ты попытался и потерпел неудачу.

— Это верно.

— Так что же остается? Суд?

— Нет, нет, только не это!

— Значит, теперь моя очередь попытаться, и я никому не позволю мне мешать.

— Cara mia! Кто осмелится тебе помешать! Я, во всяком случае, и в мыслях этого не держу. Но и помочь тебе ничем не смогу.

— А я и не прошу твоей помощи.

— Верно, ты способна справиться и одна… А теперь, с твоего позволения, если тебе здесь больше нечего делать, вернемся в Лондон. Сегодня поет Гальдони, и я во что бы то ни стало должен попасть в оперу.

Визитеры уехали: он — легкомысленный и беззаботный, она — с решительным, как у самой Судьбы, лицом.

Наконец наступил день, когда Крибб смог сообщить даме, что Спринг находится в наилучшей форме.