Читаем Трагедия Цусимы полностью

Ночь прошла спокойно. С рассветом застопорили машины и приступили к погрузке угля. Меня это удивило. До Камранха — всего 60 миль. Почему? Странно… И адмирал сегодня какой-то странный, непоседливый, неразговорчивый, раздражительный… Нервной походкой, широко шагая, слегка приволакивая ногу, появляется то на одном мостике, то на другом, ненадолго скрывается в своем помещении, снова бродит по юту, справляется с записной книжкой, что-то отмечает, то хмурится, то улыбается (первое чаще), словно сам с собой разговаривает.

— Что это с «нашим»? Муха укусила или вожжа под хвост попала? — обратился ко мне лейтенант В. (младший минер).

Я не нашелся, что ответить.

Того же числа (перед завтраком). Адмирал долго говорил с флагманским штурманом. О чем — неизвестно. Однако штурман прибегал в рубку за генеральной картой «от Гонг-Конга до Владивостока». Затем (у адмирала) интервью, весьма оживленное, со старшим механиком. Приказание запросить транспорты: у кого сколько угля для эскадры. Запрос: исправны ли котлы и механизмы для дальнего похода. В ответ почти все просили разрешения кое-что перебрать и пересмотреть, но в срок нескольких часов; самый долгий срок заявил «Наварин», но и тот обещал быть готовым к 3 ч. пополудни. Мне кажется, что решается судьба эскадры, наша судьба… Лейтенант С. того же мнения.

Что вы думаете? — спросил я его. — По-видимому, «наш» решил попытаться махнуть прямо во Владивосток. Это — идея. Японцы нас прозевали — факт несомненный. Пусть след нашелся. Но какой? Скажем: завтра же англичане сообщат им, что видели нас идущими к берегам Аннама; госпитальный «Орел» придет в Сайгон — лишний намек на то, что мы поблизости. Пока разберутся — мы уж пройдем Формозу.

Вы знаете мой взгляд на положение дел, — ответил С, — но если он неосуществим, то я, конечно, присоединяюсь к вашему. Вперед! На поход, даже на бой, в данный момент у публики еще хватит пороху. На ожидание — нет. Скиснут, сдадут… И уж если вперед — то теперь же! И главное — отсюда же, с моря, не заходя ни в какую бухту, не вступая в телеграфные сношения!.. Там, — он злобно погрозил кулаком по направлению к Сайгону, — наверно, уж лежат директивы, написанные высоким слогом, в которых главную роль играет упование на силы небесные!.. Пока они нас не достигли — руки развязаны. А станем на якорь — все к черту! Повиснем на телеграфной проволоке! (Как оказалось впоследствии, лейтенант С. был глубоко прав, 3/16 апреля агентство Гаваса разослало по всему миру следующую телеграмму из Петербурга: «Рожественский будет ожидать Небогатова». Очевидно, это не могло быть решением адмирала, но было решением Петербурга, принятым немедленно по получении известия о прибытии эскадры в Камранх. Не говоря про само решение, какая преступная болтливость!)

За столом адмирал, против обычая, ни с кем не заговаривал. Тотчас после завтрака ушел в свой кабинет. Около 1 ч. пополудни неожиданно появился на верхнем мостике и приказал потребовать, чтобы все суда немедленно, по точному обмеру угольных ям, донесли о наличии угля. Распоряжение совсем необычное, казалось бы, даже излишнее (Ежедневно утром все суда сигналами показывали «утренний рапорт», заключающий в себе сведения о наличии к 8 ч. утра угля, пресной воды, числе больных и арестованных, о температуре в погребах и т. п. Вторичный запрос о том же, в тот же день, являлся только контролем).

«Ну, — подумал я, — видимо, решился. В добрый час!» Как и следовало ожидать, все показывали на 100–150 тонн больше, чем при утреннем рапорте. Только «Александр» что-то медлил ответом. Сделали ему напоминание. Наконец ответил… Смотрим — ничего не понимаем… Заработал семафор: «Нет ли ошибки в сигнале? Вы показываете на 300 тонн меньше, чем утром!» — Увы! — оказалось, что этот сигнал совершенно верен, что ошибки в нем нет… Наоборот — им исправляется целый ряд ошибок, допускавшихся при показывании утреннего рапорта… Наличие там определялось обыкновенно не обмером угольных ям, а списыванием суточного расхода с запаса, числящегося по журналу и состоящего из угля, принятого в Носи-бэ и до принятого в пути во время погрузок в море, которых, не считая сегодняшней, было пять. В результате — просчет, т. е. нехватка — 400 тонн.

Перейти на страницу:

Все книги серии Неизвестные войны xx века

Кубинский кризис. Хроника подводной войны
Кубинский кризис. Хроника подводной войны

Осенью 1962 г. Соединенные Штаты и Советский Союз подошли как никогда близко к глобальной ядерной войне.Для силовой поддержки потока советских торговых судов, доставлявших на Кубу советский военный персонал, вооружение и боевую технику, ВМФ СССР отправляет в Карибское море четыре дизельные подводные лодки. На каждой лодке, помимо обычного штатного вооружения, имеется по две торпеды с ядерной БЧ. Когда лодки оказываются вблизи Кубы, за ними начинают охоту противолодочные силы Атлантического флота США.Книга Питера Хухтхаузена повествует о событиях второй половины 1962 г. — о пике Карибского ракетного кризиса. На автора, который тогда был младшим офицером на одном из американских эсминцев, эти события оказали такое влияние, что позднее, когда он стал военно-морским атташе США в Москве, он взялся за их серьезное изучение. П. Хухтхаузен провел большую исследовательскую работу, лично беседовал с бывшими советскими подводниками, а также собирал воспоминания американских моряков, очевидцев тех событий.Кроме того, два с лишним десятка страниц посвящено работе военных разведчиков — американских в Москве, а советских — в Вашингтоне.

Питер А. Хухтхаузен , Питер Хухтхаузен

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
1900. Русские штурмуют Пекин
1900. Русские штурмуют Пекин

1 августа 1900 года русские войска с боем вошли в Пекин.«Мы не знали, что ожидает нас за воротами. Мы не знали, какие силы встретят нас на гигантских стенах Пекина. Но мы знали, что за этими грозными стенами уже два месяца томятся европейцы с женами и детьми, которых нужно во что бы то ни стало освободить, — вспоминал участник похода. — Гром и молния орудий, резкие залпы наших стрелков, беспорядочная стрельба китайцев и грозный рокот русских пулеметов — это был первый штурм Пекина русскими. Ровно в 2 часа пополуночи ворота пали…»Теперь этот подвиг почти забыт.Эта война ославлена как якобы «несправедливая» и «захватническая».Эта победа — последний триумф Российской Императорской армии — фактически вычеркнута из народной памяти.Тем ценнее свидетельство ее очевидца — военного журналиста Дмитрия Янчевецкого (кстати, родного брата прославленного исторического романиста В. Яна), — увлекательные воспоминания которого о первом походе русских на Пекин мы публикуем после векового забвения.

Дмитрий Григорьевич Янчевецкий

Биографии и Мемуары / Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное