Трагедия в трех актах

Наступившее молчание нарушали только всхлипывания Эгг.

Сэр Чарлз выглядел внезапно постаревшим. Его лицо казалось усмехающейся маской сатира.

– Черт бы вас побрал! – процедил он сквозь зубы.

За всю актерскую карьеру сэр Чарлз ни разу не произнес реплики, в которой звучала такая неприкрытая злоба. Потом он повернулся и вышел из комнаты.

Мистер Саттерсвейт вскочил со стула, но Пуаро покачал головой, все еще поглаживая плечи плачущей девушки.

– Он сбежит! – воскликнул мистер Саттерсвейт.

– Нет, он только выберет способ ухода со сцены. Медленный, на глазах у всего мира, или моментальный.

Дверь неожиданно вновь открылась, и в комнату вошел Оливер Мэндерс. С его лица исчезла обычная усмешка. Теперь оно было бледным и печальным.

Пуаро склонился над девушкой.

– Смотрите, мадемуазель, – мягко произнес он. – Пришел друг, который отвезет вас домой.

Эгг поднялась, посмотрела на Оливера и неуверенно шагнула к нему.

– Оливер… отведи меня к маме…

Он обнял ее и повел к двери.

– Да, дорогая. Пошли.

Ноги Эгг так дрожали, что она едва могла идти. С двух сторон ее поддерживали Оливер и мистер Саттерсвейт. У самой двери она взяла себя в руки и вскинула голову.

– Со мной все в порядке.

По знаку Пуаро Оливер Мэндерс вернулся в комнату.

– Будьте добры к ней, – попросил Пуаро.

– Конечно, сэр. Она – все, что дорого мне в этом мире. Любовь к ней сделала меня озлобленным и циничным. Но теперь я стал другим. Я готов прийти ей на помощь. И может быть, когда-нибудь…

– Думаю, так и будет, – отозвался Пуаро. – По-моему, мадемуазель начинала любить вас, когда этот человек появился и ослепил ее. Преклонение перед знаменитостями опасно для молодых девушек. Но когда-нибудь Эгг влюбится в настоящего друга и построит свое счастье на скале.

Он ласково смотрел вслед молодому человеку.

Мистер Саттерсвейт вскоре вернулся.

– Вы были великолепны, мсье Пуаро! – воскликнул он.

Пуаро напустил на себя скромный вид.

– Пустяки. Это была трагедия в трех актах, и теперь занавес опустился.

– Прошу прощения… – начал мистер Саттерсвейт.

– Вам что-то неясно?

– Есть одна мелочь, которую я хотел бы знать.

– Тогда спрашивайте.

– Почему вы иногда говорите по-английски безупречно, а иногда нет?

Пуаро рассмеялся:

– Это я могу объяснить. Безусловно, я владею английским языком достаточно хорошо. Но, друг мой, ломаный английский имеет свои преимущества – он побуждает людей презирать вас. «Иностранец! – думают они. – Даже говорить по-английски толком не умеет». Моя политика – не пугать людей, а пробуждать в них чувство превосходства. При этом я постоянно хвастаюсь. «Тип, который так много о себе мнит, – думают англичане, – немногого стоит». Такова английская точка зрения, но она не совсем правильна. Таким образом я усыпляю бдительность. А кроме того, – добавил он, – это вошло в привычку.

– Господи! – воскликнул мистер Саттерсвейт. – Поистине змеиное коварство. – Он помолчал, обдумывая недавние события, и наконец проговорил: – Боюсь, в этом деле я не слишком блестяще проявил себя.

– Напротив. Вы отметили важный пункт – замечание сэра Бартоломью по адресу дворецкого – и оценили наблюдательность мисс Уиллс. Фактически вы могли бы сами разгадать тайну, если бы не ваша чисто зрительская реакция на театральные эффекты.

Мистер Саттерсвейт выглядел приободрившимся.

Внезапно у него отвисла челюсть.

– Боже мой! – воскликнул он. – Я только что это осознал! Любой из нас мог выпить коктейль, который отравил этот негодяй! Это мог быть и я!

– Существовала куда более ужасная возможность, которую вы не учли, – заявил Пуаро.

– Какая?

– Это мог быть я! – ответил Эркюль Пуаро.