Хильда хорошо рассчитала время. Она видела афишу концерта, который должен был состояться в Национальной галерее и на котором Сэлли непременно должна была присутствовать. Судя по расписанию, Сэлли будет находиться в поезде, следующем в Лондон, когда она сама прибудет на место.
Хильда вышла из машины у ворот дома Себальда-Смита, который представлял собой вместительный музыкальный зал с небольшой пристройкой для жилья, и смело вошла внутрь. Открывшей ей дверь горничной, по-видимому, было приказано не принимать посетителей, но, бросив испуганный взгляд на решительное лицо дамы, она повиновалась. Быстро открыв дверь в музыкальный зал, горничная пробормотала: "Леди Паркер, сэр" — и убежала на кухню.
Себальд-Смит лежал на софе в центре большого пустого зала. Его левая рука была перевязана, а правой он листал ноты. Пианист поднял голову и внимательно посмотрел на Хильду светло-карими глазами.
— Привет, Хильда, — сказал он без тени удивления или недовольства. — Вот просматриваю новую сюиту Каценберга. Ты о ней слышала?
— Нет, — ответила Хильда. Она помнила, насколько мог быть рассеянным Себастьян, когда занимался чем-нибудь заинтересовавшим его, и поняла, что ее появление не показалось ему необычным или неожиданным. — Нет, — повторила она. — Тебе нравится?
— М-м-м, еще не разобрался. Думаю, английской публике это не понравится. Мне предложили дирижировать оркестром в январе в Бристоле, если я поправлюсь к этому времени.
"Смягчение ответственности за ущерб", — моментально среагировала Хильда про себя. Вслух же сказала:
— Это просто замечательно, Себастьян! Это новое дело для тебя, не так ли? Уверена, ты будешь пользоваться огромным успехом как дирижер.
— Думаю, да, если бы я имел хоть малейшее понятие об оркестре. Скорее всего, в Би-би-си подумали обо мне, потому что я первым исполнил у нас фортепьянный квинтет Каценберга. Но надо чем-то заниматься.
— Конечно, конечно, — проворковала Хильда. Затем сказала с отчаянием в голосе: — Себастьян, ты представить себе не можешь, как я переживаю из-за этого несчастного случая!
— Чертовски ужасно, ужасно, ужасно! — громко воскликнул Себальд-Смит, стукнув кулаком по лежавшим перед ним нотам. — Господи, подумать только, что этот гад сделал со мной! Хильда! О, прости, я совсем забыл! Ты… я…
— Говори, говори все! — поддержала его Хильда трагическим голосом. — Не стесняйся в выражениях передо мной. Мы это заслужили. Если бы слова могли помочь… — Она сделала жест, который обычно называют "заламывать руки". У нее были красивые длинные руки, и выглядело это эффектно.
Последовала пауза. Себальд-Смит сидел выпрямившись на софе и внимательно смотрел на Хильду.
— Очень приятно, что ты приехала меня навестить, — сказал он наконец с некоторым смущением.
— Это все, что я смогла сделать.
Себастьян прищурился:
— Но я не понимаю, зачем ты приехала. — Его голос заметно посуровел.
— Зачем? Но, Себастьян, я должна была приехать. Как только я узнала об этом ужасном происшествии, я все время думала о тебе, представляла себе, как ты здесь лежишь и страдаешь…
— Так не пойдет, Хильда! Давай не будем ходить вокруг да около. Ты приехала с определенной целью. Скажи мне, что тебе надо.
Хильда опустила руки и подняла голову.
— Ты прав, — произнесла она ровным голосом. — На моем месте глупо притворяться. Я приехала с определенной целью. Ты не догадываешься с какой?
— Если ты надеешься, что это сойдет твоему мужу с рук, ты ошибаешься.
Хильда снова сменила тактику, превратившись в деловую рассудительную женщину.
— Себастьян, — начала она, — мы взрослые люди. Давай обсудим все разумно, без детских разговоров насчет "сойдет с рук". Я просто хочу сделать лучше, чтобы учесть все интересы.
— Учесть все интересы — это хорошо. Но твои интересы — это не мои интересы. У нас, между прочим, противоположные интересы. Твой муж прислал тебя сюда, чтобы выяснить, как бы ему подешевле отделаться.
— Это не так, Себастьян. Я ему даже не сказала, куда поехала. Я хочу честно обрисовать тебе положение Уильяма.
— Меня ничуть не волнует его положение. Я думаю о себе.
— Ты сейчас поймешь. Дело в том, что, если ты будешь настаивать на требованиях, предъявленным твоими адвокатами, Уильям будет разорен.
— Мне жаль, Хильда, — холодно проговорил Себальд-Смит, — но, как бы ты мне ни нравилась, а ты мне всегда очень нравилась, ничто не доставит мне большего удовольствия, чем разорить твоего мужа.
— И меня?
— Так! Вот мы и добрались до существа дела.
— Пока нет. Это другой вопрос. Я спросила из чистого любопытства.
— Ну ладно. Лично мне не хотелось бы лишать тебя роскошной жизни, к которой ты всегда стремилась.
Хильде послышалось, что он сделал ударение на словах "лично мне". Она прекрасно знала, что в этом доме есть еще одна личность, для которой было бы большим удовольствием видеть ее крах, и именно влияние этой личности ей надо было преодолеть.
Себальд-Смит продолжал:
— Но нельзя приготовить омлет, не разбив яйца, и тебе, моя прелесть, придется пережить то же, что и твоему драгоценному супругу. Поэтому ответ ясен — тебя тоже ждет крах.
— А как насчет тебя самого?