«Трагическая эротика»

В это время вновь поползли новые слухи об угрозе для жизни Верховного главнокомандующего. Житель Усмани писал 22 августа члену Государственной думы А.Я. Тимофееву: «И солдаты, и офицеры говорят, что Николаю Николаевичу не сносить головы. Ухлопают Его свои же, и именно те, кому Он мешает грабить и продавать родину»1259. Можно предположить, как люди, придерживавшиеся подобных взглядов, интерпретировали объявленную вскоре отставку великого князя с должности Верховного главнокомандующего.

Информация о покушениях на великого князя печаталась на страницах «Нового времени», газеты, связанной со Ставкой. Члены Совета министров, несмотря на то что они в большинстве своем старались сохранить великого князя в Ставке, с негодованием восприняли эти публикации. Однако никаких возможностей у министра внутренних дел повлиять на петроградские газеты не было: они были подконтрольны военной цензуре, а Ставка не находила нужным пресекать подобные публикации. Императрица также полагала, что слухи о покушениях на великого князя Николая Николаевича намеренно фабрикуются редакциями «Нового времени» и «Вечернего времени», чтобы повысить популярность великого князя и сделать невозможным его отъезд из Ставки. Она писала царю: «В газетах была статья о том, что поймали около Варшавы двух мужчин и одну женщину, намеревавшихся сделать покушение на Николашу. Говорят, что Суворин выдумал это ради сенсации (цензор сказал А., что все это утки). – Месяц тому назад все редакторы из Санкт-Петербурга вызывались в Ставку, где Янушкевич дал им инструкции». К теме газетных публикаций о покушениях на великого князя императрица вернулась затем вновь, она опять называла эти сообщения «утками»1260.

В тот день, когда писалось это письмо, император уехал в Ставку.

К этому времени весть о его решении распространялась все шире. И.И. Толстой записал в своем дневнике 23 августа: «Вчера уехал в Ставку Главнокомандующего государь со свитой. Утверждают, что он намерен лично стать во главе армии, отправив Николая Николаевича наместником на Кавказ. Гр. Панина рассказывает, что это решение принято после говения, исповеди и причастия, причем считается внушенным самим Богом… Нельзя не сказать, что решение, если рассказы верны, крайне необдуманное и опасное, а для хода военных действий едва ли полезное или, вернее, абсолютно вредное…»1261

В записи И.И. Толстого звучит надежда на то, что император может еще изменить свое решение. На это надеялись и другие представители политической элиты. Не исключала этого и императрица Александра Федоровна, она буквально до последнего момента опасалась, что в решающий момент царь не проявит должной твердости в отношении великого князя1262.

Да и в Ставке многие надеялись, что фактически управление войсками останется в руках великого князя Николая Николаевича: «…вопрос будет перерешен в смысле оставления Великого Князя во главе армии и что, в случае принятия Государем Верховного Командования, Великий Князь сделается начальником штаба»1263.

Однако в тот самый день, когда И.И. Толстой сделал упомянутую дневниковую запись, окончательное решение было уже принято. 23 августа 1915 года император, прибывший в Ставку, принял на себя командование. Через несколько дней это решение стало известно стране.

Некоторые современники отмечали сдержанный тон императорского рескрипта великому князю, они справедливо рассматривали это как знак недовольства царя, а возможно, и как проявление какого-то внутреннего конфликта. Москвич Ф. Мясоедов писал 28 августа, когда текст документа стал уже известен обществу: «Читал рескрипт. Невольно проглядывает какое-то неудовольствие Николаем Николаевичем и, по-моему, даже как будто страх, чтобы не вышиб и не предъявил Своей кандидатуры»1264.

Великий князь Андрей Владимирович иначе оценивал реакцию общественного мнения, но и он отмечал прохладный тон рескрипта. Он записал 4 сентября в своем дневнике: «Большинство же приветствовало эту перемену и мало обратило внимания на смещение Николая Николаевича. Отмечают лишь, что рескрипт Николаю Николаевичу холоднее рескрипта графу Воронцову»1265.

Очевидно, какие-то люди и в окружении царя, и тем более в окружении великого князя Николая Николаевича полагали, что император должен как-то подсластить горькую пилюлю, освобождая великого князя от обязанностей Верховного главнокомандующего. По всей видимости, это мнение разделяли и многие простые подданные русского царя. Возможно, «в сферах» звучало и предложение о присвоении ему звания генерал-фельдмаршала, высшего чина в российской армии, которого в свое время достиг Николай Николаевич Старший. Очевидно, эти неосуществленные проекты имела в виду царица, когда писала Николаю II 23 августа: «Надеюсь, что старый Фред[ерикс] не впал в детство и не будет просить фельдмаршальства, которое если и будет дано, то только после войны»1266.