Читаем «Трагическая эротика» полностью

В условиях России этот процесс имел свои особенности. С одной стороны, неотложная задача патриотической мобилизации общества требовала использования определенных символов и ритуалов монархии, при этом утилизировался и развивался богатый символический арсенал, созданный за время существования империи, использовался также и опыт других воюющих стран. С другой стороны, новые специфические социальные процессы, развивавшиеся во время войны, также требовали нового культурного оформления, поиска новых ритуалов и символов. Символотворчество этого периода имело важные политические последствия. В массовой литературе появился особый жанр, всевозможные «Тайны венского двора» и «Тайны дома Гогенцоллернов» соединяли эротику, детектив и изображения «красивой жизни», удовлетворяя плебейский интерес к жизни августейших противников, жизни действительной и выдуманной. Но сам стиль таких произведений, способствуя в первую очередь десакрализации враждебных государей, в конце концов порой подрывал и общие основы политической культуры монархизма. Поэтому неудивительно, что после Февраля те же самые авторы, используя те же приемы, быстро переключились на написание произведений, обличающих «тайны дома Романовых», «тайны Царскосельского дворца» и пр. Однако в поле влияния параноидального резонанса оказывались и многие трезвомыслящие современники. Даже видные историки, призванные в силу своей профессии относиться критически к источникам информации, необычайно легковерно воспринимали слухи о «предательстве императрицы» и «тайнах Царскосельского дворца». Шпиономания и ксенофобия военной поры порождали особое видение мира, легко «объясняющее» и нехватку продовольствия, и военные поражения, и невероятные политические назначения. Жертвами этого конспирологического дискурса, энергично и изобретательно создававшегося националистической пропагандой в годы войны, стали царица и царь.

Историки разных направлений признают, что Россия, выставившая на фронты Мировой войны самую крупную армию в мире, не выдержала экономической и социальной мобилизации: следствием перенапряжения существующей промышленной инфраструктуры и системы коммуникаций был транспортный кризис, расстройство финансов, дезорганизация снабжения городов. Это не могло не обострять социальный и политический кризис, в ходе которого с новой силой давали знать о себе общественные и политические конфликты разного рода, замороженные на некоторое время после начала войны. Но Россия не выдержала и сложных процессов патриотической мобилизации военного времени; эта мобилизация представляла вызов для неустойчивой политической системы. В условиях войны даже язык патриотического монархизма мог в известной ситуации оказаться крайне опасным, он перекодировался в соответствии с актуальными задачами, приобретал новые значения, оформляя разнообразные общественные движения, объективно направленные против существующего режима.

Как отмечалось во введении, религиозный философ С. Булгаков писал впоследствии о своей трагической любви к Николаю II, он даже упоминал о чувстве «влюбленности», которое он испытывал по отношению к последнему царю. Булгаков желал любить императора, однако объект его искренней политической любви не соответствовал образу идеального монарха. Свое сложное, мучительное отношение к последнему царю и последнему царствованию философ даже назвал «трагической эротикой».

Показательно, что так писал один из авторов известных сборников «Вехи» и «Из глубины», книг, заложивших основы популярной ныне традиции интерпретации Российской революции, объясняющей ее пагубным воздействием русской интеллигенции и интеллигентской культуры. Между тем мемуарное признание самого Булгакова, подкрепляемое многими другими источниками, свидетельствует о том, что у революции были и иные корни.

Исследование культуры эпохи Мировой войны показывает, что случай С. Булгакова не был исключительным. Подобно ему, немало людей страдали оттого, что, вопреки своему искреннему желанию, они просто не могли любить своего царя. Без радости они воспринимали падение монархии, с тревогой смотрели в будущее, однако поддерживать последнего императора, любить его через силу они уже не могли.

Список сокращений

ГАРФ – Государственный архив Российской Федерации

ГАСО – Государственный архив Саратовской области

ГАУО – Государственный архив Ульяновской области

ОР ИРЛИ – Отдел рукописей Института русской литературы (Пушкинский Дом)

ОР РНБ – Отдел рукописей Российской национальной библиотеки

РГА ВМФ – Российский государственный архив Военно-морского флота

РГАЛИ – Российский государственный архив литературы и искусства

РГИА – Российский государственный исторический архив

СПб. ОА РАН – Санкт-Петербургское отделение Архива Российской академии наук

ЦГА СПб – Центральный государственный архив Санкт-Петербурга

ЦДIАУК (ЦГИАУК) – Центральний державний iсторичний архiв України, м. Київ (Центральный государственный исторический архив Украины в Киеве)

Список иллюстраций

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги