Трагическая идиллия. Космополитические нравы ...

Не менее естественно было и то, что Пьер, воспитанный в среде, проникнутой условностями, и заразившийся ее воззрениями, лишь теперь заметил в молодой женщине явную бедность ее натуры, всю ее посредственность и убожество, лишь теперь — благодаря сравнению. Впечатления такого рода очень быстро вызывают то удаление, отступление души куда-то назад, которое объясняют многозначительным словом, весьма удобным при своей таинственности: антипатия.

Пьер не испытывал этой антипатии при всех прежних встречах, когда госпожа Дюпра была еще Бертой Лионнэ. Однако она должна была бы еще больше не понравиться ему в своей родной среде, рядом с отцом, самым церемонным бюрократом, и матерью, типичной матроной из высшей парижской буржуазии. Но тогда в душе молодого человека еще спали романтические струнки, а теперь опьянение любви пробудило их и он стал понимать такие нюансы в женской натуре, которые раньше ускользали от него.

Однако он слишком плохо умел читать в собственной душе и не мог уразуметь, до какой степени эти последние недели изменили его склад мыслей, а потому чувство резкого неудовольствия, охватившее его от присутствия Берты Дюпра, он объяснил простым способом, который помогает нам оправдать все наши ошибки в диагнозе чужих характеров:

«Что такое в ней переменилось?.. Я знал ее такой милой в то время, когда она выходила замуж! А теперь это совсем другой человек… Да и Оливье переменился. Он был так влюблен, нежен, весел! А теперь кажется индифферентным и даже печальным. Что такое происходит?.. Неужели он несчастлив?..»

Экипаж остановился возле отеля «Пальм», когда эта мысль формулировалась в голове Пьера с такой беспощадной ясностью. Он повторял свой вопрос, следя взглядом за Оливье и его женой, которые входили в подъезд. Они шли, совещаясь, как распорядиться относительно багажа и горничной. Походка их была совсем различная, совсем несогласная, и уж одно это изобличало, что между этими двумя людьми, вероятно, произошел тайный разрыв. Именно в таких мелочах — невольном подражании, перенимании жестов друг у друга — любовники и супруги яснее всего выдают тайную гармонию, которая соединяет их. Оливье и его жена «шли враждебно». Приходится создавать новые выражения, чтобы передать те нюансы в движениях, которых не определяли, не анализировали, но которые с неоспоримой очевидностью кидаются в глаза.

И как ясна была фраза, сказанная Дюпра, когда конторщик отеля показал ему помещение, оставленное для него. Это помещение состояло из одной только спальни с большой постелью, из двух уборных — одна из них была очень большая — и из гостиной.

— А где же вы поставите постель для меня? Эта уборная очень мала…

— У нас есть другой номер, состоящий из гостиной и двух сообщающихся спален, — сказал конторщик, — но он на четвертом этаже.

— Это для меня безразлично, — отвечал Дюпра.

Его жена и он сели в подъемную машину, не обратив даже внимания на прекрасные цветы, которыми Пьер сам убрал вазы. Он приготовлял для Оливье и Берты такой брачный покой, какой он хотел бы приготовить, чтобы разделить его со своей Эли. Оставшись один, он вдохнул одуряющий аромат мимоз, смешанных с розами и нарциссами, а потом посмотрел в окно на светлый пейзаж, на Эстерелу, море и острова. Да ведь эта комната, залитая солнцем, с таким ароматом, с таким видом — это настоящее гнездышко для поцелуев, уютное, веселое. И первой мыслью Оливье было искать две отдельные спальни! Он не спал уже в одной постели с женой, а между тем они повенчались едва шесть месяцев тому назад!

Этот незначительный факт в соединении с другими наблюдениями и особенно с невольными его интуициями поверг Отфейля в самую глубокую задумчивость. Он припоминал свою первую ночь настоящей любви, эту ночь чудной близости на тесном пароходном ложе, с которого ему было так трудно подняться. Он припоминал вторую ночь, которую они вместе провели в Генуе, и как сладко было ему задремать на минутку, опустив голову на грудь своей любовницы. Он припоминал, как третьего дня Эли, уступая его мольбам, согласилась принять его ночью в своей спальне в вилле Гельмгольц; как он проскользнул в сад по откосу, не защищенному никакой изгородью, и добрался до теплицы; как он нашел открытую дверь и свою любовницу там. Она провела его в свою спальню по винтовой лестнице, которая шла из зала и служила только для нее одной. О! Какими трепещущими поцелуями обменялись они тогда, охваченные двойным могучим чувством — любви и страха!