Трагические судьбы

Мы подходим к самому трагическому моменту ссылки — голодовкам. Я спросил Болотовского, мог ли кто-нибудь влиять на Сахарова. «Абсолютно исключено! — отрезал он. — Если так думать об Андрее Дмитриевиче, значит думать о нем очень плохо». Это не случайная прелюдия к теме голодовки. Потому что абсолютное большинство было убеждено (да и сейчас еще, возможно, так думает), что Сахарова на голодовки подначивала Боннэр. И если формально подходить, то так оно и выглядит. Сахаров трижды шел на голодовку. Первый раз он протестовал против того, что не выпускают за границу Лизу Алексееву, жену сына Боннэр Алеши. Третий раз Сахаров голодал, чтобы власти разрешили выехать за границу жене — для операции. И второй раз — отстаивал свое чувство достоинства.

Голодовки в мире дело обычное. Смертельную голодовку проводили северо-ирландские сепаратисты. Они умирали в тюрьме один за другим, но сердце премьера Великобритании Маргарет Тэтчер не дрогнуло. И ничего они не добились. Профессор Яковлев съязвил по этому поводу: «…Она [Боннэр] заставила Сахарова еще и объявить голодовку. Но ведь живет Сахаров не в благословенном оплоте западной «демократии», скажем, в Англии, где свободе воли не ставится препятствий, — хочешь голодать в знак протеста и умирать, никто не пошевелит пальцем. «Демократия»!»

Голодал доктор Хайдер. Это особая история — трагикокомическая. Этот американский астрофизик работал в университете Нью-Мехсико. Как-то он прозрел и стал яростно протестовать против планов ядерного перевооружения. Его уволили из НАСА. Тогда он объявил голодовку. Уселся перед зданием конгресса и голодал, голодал, голодал. Советские журналисты объявили его героем, стали передавать репортажи из Вашингтона. Неделю Хайдер голодает, две недели не принимает пищи, месяц, три месяца, полгода — и жив. Год без пищи — жив. И все это превратилось в комедию, каждое сообщение о голодающем Хайдере вызывало взрыв хохота. И никакого сочувствия борцу против гонки вооружений.

Было ли понимание позиции Сахарова у окружающих? Не у всех. Мы про людей из системы говорить не будем — с ними все понятно. Но даже ближайшие друзья не приняли мотивов, по которым он шел на голодовку. Лидия Корнеевна Чуковская, несгибаемый человек, готовая на любые жертвы ради свободы, сказала: «Я не думала, что Андрей Дмитриевич может быть таким жестоким». Сахаров не понял, что означали эти слова, и решил, что Лидия Корнеевна имела в виду волнения, которые выпали на долю его близких и друзей. В другом разговоре Чуковская заметит, что лучше бы Андрей Дмитриевич вместо Лизы боролся за освобождение Анатолия Щаранского. На что мать Щаранского воскликнула: «Как вы не понимаете, что так он борется за всех нас!»

Отговаривал от голодовки Феликс Красавин, горьковский знакомый. Он ссылался на свой лагерный опыт, доказывал, что это бессмысленно, что их ждет неминуемая гибель. Красавин передал слова куратора из КГБ: целью Боннэр является гибель Сахарова в результате голодовки, и тогда она, дескать, избавится от обузы и укатит в Америку.

Своеобразно выразился академик Гинзбург: «Забота о себе и своей семье тоже право каждого человека… Моя жена провела год в тюрьме и лагере (во вздорному обвинению в контрреволюционной деятельности), потом долгих восемь лет находилась в ссылке под Горьким и в Горьком (вот ведь ирония судьбы, опять Горький! — Н. А.). У меня имеются дочь и две внучки. Разве я был обязан в таких условиях тягаться с КГБ ради поездки в США жены даже самого Сахарова для встречи с родными и лечения». И далее он высказывает мнение: «Е. Г. Боннэр хорошо знала, на какие муки идет Сахаров, начиная голодовку в апреле 1984 г. Мне трудно поверить, что Е. Г. Боннэр не могла предотвратить эту голодовку, целью которой была ее поездка в США».

Елене Георгиевне было тяжело все это выслушивать, читать обвинения в свой адрес. В искренность их намерений не верили даже самые близкие друзья. В 1985 году Сахаров вырвет голодовкой право Боннэр выехать на лечение за рубеж. Ее провожали друзья в Шереметьево. Татьяна Великанова шепнет: «Только, пожалуйста, возвращайся». Даже Великанова, с которой они были бесконечно близки, думала, что она способна бросить Андрея Дмитриевича! Правозащитника Михаила Литвинова с женой выпустили (словцо-то какое!) повидать детей, окружение не сомневалось, что съездят, повидаются и вернутся. Елену Георгиевну подозревали в том, что останется. С чего вдруг?