Взять, например, Дакию. Траян не мог отрицать, что в скорой и ожидаемой победе над Децебалом таился некий, досадливый, как гвоздь в обувке, парадокс. Первым его сформулировал Адриан. Это случилось после того, как племянник, присутствовавший на одном из допросов прибывшей из Сармизегетузы рабыни Лонга, в последующей беседе один на один предупредил дядюшку, что тот возлагает на войну слишком большие надежды. Император грозно глянул на него. Оробев от сказанного, Адриан лихорадочно принялся доказывать, что война уже не в состоянии оплачивать самое себя. Траты на поход в Дакию может возместить только исключительно богатая, потрясающая воображение добыча. Дядюшка возразил – в Карпатах достаточно золота. Ликорма имеет самые точные сведения на этот счет. С этим Адриан не спорил. Но что потом, спросил он? Переселенцам в Дакию придется дать подъемные, необходимо прокладывать новые дороги, строить укрепления на значительно удлинившейся границе. Новая провинция начнет пожирать такие суммы, какие не возместить никакими налогами. Где взять деньги? Провинциальные города уже стонут под непомерным тяглом. Италия нищает, пустеет.
Это были серьезные доводы. Траян объяснил, что усматривает выход в сокращении государственных расходов, устранении дефицита в торговле с Востоком. С этой целью он приказал наместникам Египта и Палестины, одновременно с расправой над Децебалом, совершить поход на юг Аравийского полуострова, разгромить Набатейское царство и взять под контроль начало сухопутного участка южного – морского – торгового пути, ведущего из Рима на восток в Китай.28
Да, именно так, воскликнул Траян, и ударил кулаком по столу! Меня ждет Индия! Зачем отдавать в руки посредников огромные суммы в золоте. После чего с горечью продолжил – ты, Адриан, о многом судишь поверхностно. Не понимаешь, что победоносная армия, доказавшая свою силу в Дакии, просто не может сидеть без дела. Слишком много надежд, интересов, расчетов связано с войной, чтобы вот так запросто развести легионы по лагерям и заставить воинов заниматься строительством амфитеатров, цирков, дорог. В этом даже император не волен! По крайней мере, он, Марк Ульпий Траян, не волен. Необходимость, политическая неизбежность требовала сокрушения врага на Востоке.
Ты со своими прожектами, витаешь в облаках! Как ты намерен поступить с тридцатью легионами, приученными побеждать?
Проще простого, пожал плечами Адриан. На то и принцепс, чтобы диктовать свою волю. Проблема заключается в том, чтобы диктовать свою волю в рамках закона.
Ага, согласился император, совсем пустяковая проблема. Так, мелочишка…
Уже наговорившись с Плотиной, выложив все, что накипело на душе – особенно боль и восхищение, которые вызвала у него речь Децебала, Марк дополнил обрушившиеся на него за день невзгоды сообщением, что Лонг настойчиво просится в отставку.
— Говорит, устал, сил больше нет. Хочет заняться хозяйством.
— Вот и хорошо, – обрадовалась Плотина. – Отпусти его, Марк. Он свое отвоевал.
— Пристало ли мне в преддверии войны разбрасываться опытными командирами? Я уверен в нем, как в самом себе.
— У тебя вполне достаточно опытных командиров. Тот же Турбон.
— Турбон из молодых да ранний. К тому же он дружок Адриана. Ты опять хлопочешь за молодежь? Чем Ларций не угодил тебе?
Плотина ответила с откровенным неодобрением.
— Пусть тешится со своей дикаркой. Разгорячился, как мальчишка. Года не прошло, как умерла Волусия, а он уже забыл о ней.
— Не хитри. Скажи правду.
Плотина поджала губы, потом после короткого молчания призналась.
— Адриан без ума от этой дакийки. Надо развести их. Адриан пусть воюет, Ларций сидит дома.
— Это другое дело, – удовлетворенно выговорил Траян. – А то «воля принцепса», «в рамках закона». Хорошо, я отпущу Ларция.
Глава 4
Весь 105 и 106 год в Риме с нетерпением ожидали еженедельных вестей с театра военных действий. Гнев и возмущение вызвала попытка Децебала разрушить мост через Данувий, предпринятая весной 105 года. Дождливой ночью конные даки попытались вплавь добраться до моста, влезть по опорам наверх, разрушить его, однако враг был замечен, атака отбита. Не меньшее негодование вызвало известие, что в ставке был пойман лазутчик, собиравшийся убить цезаря. Его вовремя обезвредили.
Осенью 105 года римские легионы, сокрушив сопротивление даков, начали осаду вражеской столицы. В следующем году, после почти годовой осады Сармизегетуза была взята штурмом. Очевидцы рассказывали, что даки сражались отчаянно, однако сил у них почти не осталось. Голод, самый страшный враг осажденных, сломил их волю. Скоро по городу разнеслась весть, что вожди даков, чтобы не быть захваченными в плен и избежать позорного по их мнению участия в триумфе, предпочли смерть. В последний день перед штурмом они устроили пир, на котором по кругу обносили братину с ядовитым зельем.