Траян. Золотой рассвет

— Что ты мне все о доносчиках да о доносчиках! Лучше посоветуй, где добыть деньги на войну!

Ответа не дождался.

Решение, как поступить с доносчиками, с этим ядовитым семенем Траян принял еще в Германии – рубить под корень!

Сразу и напрочь!

Как – будем поглядеть. Трудность состояла не в том, чтобы рубить, а в том, чтобы никто не проведал. Стоит только распространиться слухам о близком воздаянии за злонравие, и преступники разбегутся. Выковыривай их потом из всех углов.

К тому же, Марк как человек, вполне сознающий меру своих возможностей, отдавал отчет в том, что может не хватить политической воли очистить Рим. Слишком много подлости, личных интересов, корыстных расчетов было завязано на доносах, чтобы он мог чувствовать себя свободным в выборе мер.

Тут же кто-нибудь затеет дискуссию в сенате. Отцы римского народа любят поговорить о добродетелях, о высокой миссии Рима, о благосклонности фатума, о необходимости строгого наказания за порочные нравы. Наговорившись, примут решение создать специальную комиссию, которой поручат расследовать состояние дел в столице. Если в состав комиссии попадут заинтересованные в затягивании решения люди, его никогда не дождаться. А они непременно попадут туда – это неизбежно. Трудность состояла в том, что необходимо обойтись без массовых публичных казней и решить все дело в один день, в один и тот же момент. Это было непросто. Задачка стратегическая, одна из тех, которые возбуждали интерес к жизни.

Это вовсе не означало обилия пролитой крови. Страшна неожиданность, ошеломляющее своеобразие кары, ее беспримерность…

Что касается замысла…

Как-то ночью, после очередного, тщательного разбора вариантов предстоящего наступления на Дакию, после доброй выпивки, он задержался на палубе и случайно услышал рассказ коротышки Нумерия Фосфора о том, как тот однажды угодил в бурю.

— Вот ужас так ужас! – признался декурион. – Когда волны до небес не то, что о богах вспомнишь, но и собственной матери поверишь. Она, например, уверяла, что родила меня от законного супруга.

— У тебя есть причины сомневаться в этом? – засмеялся Ларций Лонг.

Вышедший из-за кормовой надстройки император поддержал префекта.

— Неужели ты собственной матери не доверяешь?

Фосфор и Комозой вскочили. Ларций тоже нехотя поднялся.

— Сидите, – приказал Марк.

Ветераны опустились на бухту толстенного каната, которым во время стоянки в порту галеру привязывали к причалу.

Фосфор помялся.

— Верить-то я обязан по причине родства. Что же касается мужчин… Я их столько перевидал в нашем доме, что невольно задумаешься, а был ли у меня законный папаша? Мамочка рассказывала, что он служил в Двенадцатом Молниеносном легионе, звали его также – Нумерий Фосфор. С другой стороны, если я – римский гражданин, выходит, этот самый Нумерий после рождения все-таки взял меня на руки и объявил своим сыном. Только я его ни разу в жизни не видал. Он ушел в поход на Иерусалиму, и больше о нем ни слуху, ни духу.

Фосфор принялся поглаживать канат. Ниже задней палубы, на кринолинах,* (сноска: специальный балкон, на котором сидели гребцы и размещались весла. На римской галере кринолины располагались на разных уровнях, что позволяло автономно работать каждой группе весел) в ясной адриатической ночи отчетливо очерчивались головы и спины рабов, ворочавших огромные, установленные почти вертикально весла. По центральному проходу расхаживали надсмотрщики. Кнуты не употребляли, галера и так шла ходко, уверенно разрезала мелкие волны. Весла гулко и звонко шлепались о черную воду. Мелкие яркие звезды, отражавшиеся на море, мерно колыхались, разбегались змейками. Густо пахло водорослями. Ночь была безлунная, теплая, и Фосфор не удержался, в такт с гребками запел.

«Хвала Юпитеру, что создал локоть он

И что руке сгибаться так удобно.

Ведь будь она длинней,

То лили в уши б мы.

Короче – выпить было б невозможно».

Сидевшие поблизости матросы, полуголые гребцы на кринолинах по обоим бортам подхватили – «вы–ы-ыпить невозможно». Следом от борта донесся высокий юношеский голос, повел песню.

«Хвала Юпитеру, что создал шею он,

И голове сгибаться так удобно.

Ведь будь она длинней,

То кланялась бы всем.

Короче – топору работать невозможно».

Теперь подхватили все, кто был на палубе – легионеры, члены претория, члены команды. Император тоже подхватил – «то–о-опору работать невозможно». Допели эту, грустную, солдатскую, завели веселую, срамную, про Юлия Цезаря.

«Цезарь галлов покоряет, Никомед же Цезаря:

Ныне Цезарь торжествует, покоривший Галлию, –

Никомед же торжествует, покоривший Цезаря.

Прячьте жен: ведем мы в город лысого развратника: