Траян. Золотой рассвет

Заметив легата, центурион вскинул руку в приветствии. Лонгин, не глядя в его сторону, в ответ махнул рукой.

Децебал объявил центуриону свою волю — отправляйся в Рим и объяви Траяну: если префект Ларций Корнелий Лонг не вернется в Сармизегетузу до середины июля, он, царь даков и гетов, будет считать римлян клятвопреступниками и наложит оковы на римского консула. На просьбу центуриона поговорить с императорским легатом ответил отказом.

— Я не доверяю вам. Вполне достаточно, если он проводит тебя.

При отъезде центуриону показали в окошке Лонгина. Легат вновь одобрительно махнул ему рукой.

Спустя несколько дней была отпущена Зия. Царь, угрожая ей гневом богини Матери, приказал женщине любыми путями добраться до Рима и сообщить Железной лапе и, следовательно, императору, что с Лонгином все в порядке. Он здоров и весел и по — прежнему по поводу и без повода хохочет. Легат якобы настаивает на скорейшем возвращении префекта.

— До Реки тебя довезут мои дружинники. В закрытой повозке. Выходить из нее ты имеешь право только в безлюдных местах. Понятно?

Зия машинально кивнула.

Это была соломинка, но Децебала не мог не ухватиться за нее. Ему требовался еще месяц, чтобы окончательно подготовиться к нападению на мост. Он должен был встретить императора на Данувии. Бить по мере того, как тот будет переправлять свои легионы через реку. На этот раз, имея в виду воспользоваться мостом, Траян не станет переправляться в двух местах. Теперь римлянам не нужны уловки. В первую кампанию именно это обстоятельство не позволило Децебалу встретить захватчиков возле реки.

* * *

Поздним солнечным утром Зию доставили к дальним римским постам, там дружинники царя заставили ее пробежать мощенной дорогой до ближайшей сторожевой башни. Сами наблюдали из зарослей — вот укутанная в покрывало женщина засеменила в сторону стражников, вот обратилась к бритому пожилому легионеру (тот сначала встретил ее копьем наизготовку). Глаза у легионера внезапно расширились, он резво затрусил в сторону сторожевой башни. Зию окружили римские воины, повели в сторону реки. Последнее, что увидали даки, это лошадку, которую подвели к лазутчице и помогли ей взгромоздиться на спину.

Сидя на лошади, озираясь по сторонам, Зия припомнила, — когда ее в первый раз доставили на другой берег, никто из подруг толком и не заметил, как очутился во вражеской стране. Их везли в закрытой повозке. Теперь панорама сооружения, напоминавшего исполинскую руку, накрепко скрепившую оба берега Данувия, открылась перед ней в первозданном величии.

Широкая, мощенная гладким камнем, проезжая часть моста лежала на арочных сводах, те в свою очередь опирались на громадные каменные опоры, вздымавшиеся из мутной воды. Данувий, в этом месте всегда бурный, многоводный, теперь усмиренный невиданным частоколом, покорно стремился по оставленным для его струй проходам. Казалось, некий великан походя воткнул в дно каменные столбы, набросал поверх плиты и двинулся дальше на север громить Сармизегетузу.

Они обуздали Реку! Это открытие в ряду многих других открытий, которые обрушились на Зию в течение последних месяцев, особенно потрясло ее. Когда сопровождавшие ее легионеры, заметив ужас в глазах дикарки, потехи ради подвели лошадку к самому краю парапета и заставили ее глянуть вниз, Зия едва не потеряла сознание. До воды было так же далеко, как до дна пропасти. Если люди способны за какой‑то год или два вознестись на такую высоту, да еще над Рекой, о которой никто среди ее соплеменников не смел слова грубого вымолвить, что же это были за люди?!

До самой крепости она помалкивала и на все расспросы сопровождавшего ее молоденького легионера, на его бесстыжие вопросы — ты не кусаешься? как насчет шур — шур? может, заляжем в кустиках? — она только жалко улыбалась. Высота моста лишила ее дара речи, будущее пугало, боязнь за будущего ребенка томила. Наконец солдату надоело трепать языком, и он замахнулся на нее древком копья — что молчишь, кукла дакская? Его осадил второй легионер постарше. Предупредил — хочешь отведать розог? Комозой устроит тебе такие сатурналии, что месяц будешь чесаться. Молоденький сразу замолчал, набычился.

Зию оставили в покое, теперь ничто не мешало ей усиленно соображать, как бы выбраться из этой истории живой и невредимой?

Она взмолилась, обратилась к Великой Матери — спаси и сохрани! Молитва не удовлетворила — в заученных словах было что‑то лживое, несытное. На сердце стало пустовато. Какой смысл просить помощи у той, кто оставил ее и подруг в трудную минуту! Способна ли небесная Мать возвести такой мост, по которому она только что проехала?