Траян. Золотой рассвет

Паренек состроил потешную гримасу — видимо, решил изобразить, что задумался. Изобразил неумело — это Ларций отметил сразу. Наморщил лоб, сунул палец в рот, принялся сосать его, затем будто что‑то вспомнил — глаза у него широко открылись, он энергично потер руки. С таинственным видом сообщил, что есть здесь одно местечко, где местные общины хранят добычу и всякое награбленное у соседей имущество. На вопрос, чего ради он предает своих, Лупа заявил, что «эти, с севера, им, заклятые враги. Сколько раз они грабили стада отца, его братьев и дядьев. Сколько раз умыкали женщин из наших селений, так что месть для него будет сладкой».

Он помолчал, насупился, затем, словно сообщая великую тайну, признался — мать у него италийка. Более того, римлянка. Она приехала навестить родственников на границе, и отец во время набега через Данувий взял ее как военную добычу. Так что до этих местных дикарей, добавил парнишка, ему дела нет.

Лонг с глуповатым видом слушал паренька. Наконец, до него как бы дошло.

— А — а, ты хочешь отомстить?

— Ну да, — кивнул парнишка. — И заработать.

Префект нахмурился, пожевал губами и изрек.

— Хорошо, я подумаю. С наградой не обделю. Если попытаешься обмануть меня, будешь наказан. О золоте помалкивай, — и приложил палец к губам.

Лупа понимающе кивнул.

Выступили в полдень третьего дня, когда два следопыта из даков, служивших в римской армии и обследовавших окрестности лагеря вернулись и доложили, что место глухое. Правда, ничего подозрительного они там не обнаружили — ни человечьих следов, ни поломанных веток или приготовленных к обрушению камней, тем не менее, ущелье очень удобно для устройства засады. Все это время Буридава и Лупу по приказу Ларция держали взаперти, хорошо кормили.

В передовом отряде, с которым Лонг отправился в путь, насчитывалось пять десятков всадников. Каждого Ларций отбирал лично — большинство было из конной гвардии. Ларций также взял с собой нескольких испанцев, особенно метко стрелявших из луков, а также самых ловких балеарских пращников. Все воины имели опыт подобных вылазок. Опасность Ларций не скрывал, большой награды не сулил, сразу предупредил — ребята, это дело добровольное. Желающих вызвалось столько, что впервые за все время похода Лонг почувствовал прилив той, казалось бы, забытой, навсегда скомканной благодарности к товарищам по оружию, которая единственная придает силы в бою и дает уверенность в победе.

Уже в пути, во время ночевки Ларций вызвал проводников в свою палатку и предложил подробнее рассказать о Медвежьем урочище. Расспросил, долго ли им еще идти, и какие есть приметы, чтобы не сбиться с дороги. В конце поинтересовался — может, нет там никаких сокровищ? То есть, идолы есть, а золота нет. Тогда чего ради тащиться в такую даль? Может, лучше отправить десяток всадников — пусть проверят окрестности на возможность обхода римского лагеря, и можно двигаться дальше на север? Лупа принялся горячо убеждать префекта, что добычи в урочище не меряно. Буридав поддержал его.

— Золото есть, и взять его легко. Если послать рядовых, они все попрячут и скажут, что ничего не нашли.

Ларций задумался, пожевал губами. Сделал вид, что этот довод убедил его. Наконец он подозрительно глянул на Буридава и спросил.

— Ты сам золото видел?

— Сам нет, но верные люди говорили, что повозки не хватит вывезти его.

— С огнем играете, — предупредил префект.

Отослав проводников и поручив страже бдительно охранять даков, он тайно отослал в главный лагерь гонца с чертежом местности и распоряжениями насчет маршрута, какого должен придерживаться отряд поддержки. Поутру всадники, ведомые Лупой и Буридавом, которым предварительно надели ошейники и пустили вперед на длинном кожаном поводке, вошли в Медвежье урочище.

Была середина июля, месяц Цезаря!

Ущелье поражало своей дикой, таинственной красотой. Округлые вершины гор покрывала шерстка лесов. Лишь кое — где в зеленоватой дали посвечивали светлые, в желтизну, кручи и — редко — длинные, шершавые языки осыпей. Ближе заросли плюща и хмеля живописно оттеняла угрюмые и холодные скалы. Купы деревьев отмечали извивы вертлявой горной речки. Перебираясь с правого на левый берег, затем возвращаясь на правый, отряд забирался все выше и выше в горы. Лучники — испанцы и пращники с Балеарских островов, заметно пообтесавшиеся за эти два года, приодевшиеся, но все равно босые, внимательно следили за склонами и держали оружие наготове. По ходу Ларций время от времени подал условленный знак, и несколько воинов, соскользнув с коней, незаметно отделялись от колонны и растворялись в лесу, между скал или в зарослях кустарника.