Trainspotting

— Рентс! Братан! Как делишки?

— Нормально, Джонни. Я тебе сочувствую, чувак.

Он рассмеялся над моими соболезнованиями:

— Подававший надежды футболист? Но даже это не остановило Гэри Маккея, правда?

Я только усмехнулся.

— Белый Лебедь не застоится в доке. Как только научусь ходить на этих ёбаных костылях, сразу же вернусь на улицу. Они не могут обрезать птичке крылышки. Они отняли у меня ноги, но никогда не отнимут крыльев, — он похлопал себя рукой по плечу, чтобы показать, откуда у него должны расти крылья. По-моему, чувак верит, что они у него действительно есть. — Ты ничево-о не сможишь измини-и-и-и-ить… — пропел он. Интересно, под чем он сейчас.

Будто прочитав мои мысли, он говорит:

— Тебе надо попробовать этот циклозин. Сам по себе он говно, но если смешать с метадоном — полный улёт, чувак! У меня никогда в жизни не было такого охуенного прихода. Даже от той колумбийской дряни, которой мы трескались в восемьдесят четвёртом. Я знаю, ты щас не торчишь, но если вдруг надумаешь, то попробуй этот коктейль.

— Чё, правда?

— Это полный атас, бля! Ты же знаешь Мать-Настоятельницу, Рентс. Я верю в свободный рынок наркоты. Но надо отдать должное нашему здравоохранению. После того, как мне отрезали это копыто, и я прошёл оздоровительное лечение, я поверил в то, что государство может конкурировать с частными предпринимателями в этой отрасли и поставлять потребителям удовлетворительный продукт по низкой цене. Метадон в сочетании с циклозином, я тебе говорю, чувак, ебать мои лысые яйца! Я прихожу в клинику, получаю свои колёса, а потом нахожу какого-нибудь парня, которому прописали циклозин. Его прописывают беднягам с раком, СПИДом и прочей херотой. Мах на мах, и оба чувачка довольны, как ёбаные слоны.

У Джонни кончились вены, и он начал ширяться в артерии. Через пару заширов у него началась гангрена. Потом пришлось отрезать ногу. Он заметил, как я покосился на его забинтованную культю: я просто не мог удержаться.

— Я знаю, о чём ты думаешь, сукин ты кот. Ну нет, они никогда не отрежут среднюю ногу Белого Лебедя!

— Я даже не думал об этом, — возразил я, но он вытащил свой член из своих боксёрских шорт.

— Хотя мне от него никакого толку, — засмеялся он.

Я обратил внимание, что его елда покрыта сухими струпьями, значит, заживает:

— Похоже, подсыхают, Джонни, гнойники, типа.

— Ага. Я решил больше не колоться и пересесть на метадон с циклозином. Когда я увидел эту культю, то подумал, что у меня появился ещё один шанс, новое место доступа, но этот коновал сказал мне: «Забудь. Только вставишь туда иглу, и тебе пиздец». А оздоровительное лечение — это классно. Белый Лебедь разработал план: встать на ноги, спрыгнуть с наркоты и стать настоящим барыгой — не колоться, а только торговать, — он оттянул пояс и забросил свой покрытый паршой прибор обратно в шорты.

— Лучше бы тебе подвязать с этим, — советую я ему. Но он пропускает мои слова мимо ушей.

— Нее-а, мне нужна хуева груда капусты, а потом можно и в Бангкок.

У чувака уже и ноги нет, а он всё не может расстаться со своей мечтой о Таиланде.

— Запомни, — сказал он, — я не хочу ждать, пока приеду в Таиланд, чтобы там поебаться. Главное — постепенно сокращать дозняк. Тут на днях, когда сестра пришла на перевязку, мой зашевелился. Старая калоша и всё такое, а я сидел, как пацан, зажав залупу в кулаке.

— Тебе б только встать на ноги, Джонни, — подбадриваю я его.

— Хуя тебе! Кто захочет ебаться с одноногим? Мне придётся им платить полный крах Белого Лебедя! Но всё равно, чувихам лучше платить. Строить ёбаные отношения на чисто деловой основе, — в его голосе звучала горечь. Дрючишь Келли?

— Не, она щас тут, — мне не понравилось, как он спросил, и не понравилось, как я ответил.

— Тут на днях заходила эта сука Элисон, — сказал он, раскрывая причину своей злобы. Эли и Келли были лучшими подругами.

— Правда?

— Посмареть шоу уродцев, бля, — он кивает на свой забинтованный обрубок.

— Перестань, Джонни, Эли не такая.

Он снова смеётся, доставая диетическую колу без кофеина, отрывает кольцо и делает глоток.

— В холодильнике есть ещё одна, — предлагает он, показывая на кухню. Я отрицательно качаю головой.

— Ага, заходила тут на днях. Несколько недель назад. Ну, я и говорю: «А как насчёт минета, цыпка?» В память о прошлом. В смысле, это самое меньшее, что она могла б сделать для Матери-Настоятельницы, для Белого Лебедя, который столько раз её выручал, бля. Эта бессердечная стерва обломала меня, — он с отвращением покачал головой. — Я ни разу не завалил эту шлюшку, сечёшь? Ни разу в жизни. Даже когда она была на кумарах. Одно время она готова была отдаться за дозняк.

— Я понимаю, — поддержал я его. Может, он говорил правду, а может, и врал. Между мной и Эли всегда существовала какая-то молчаливая неприязнь. Даже не знаю, почему. Но, какова бы ни была причина, мне нетрудно поверить в любую гадость, сказанную про неё.

— Белый Лебедь никогда не воспользуется тем, что дама в беде, улыбается он.

— Разумеется, — говорю я без тени убеждения в голосе.