У вольноотпущенного Марка и одного мальчика острижены волосы какими-то неизвестными людьми, которых они видели во сне. Плиний, расположенный к суеверию, думает, что волосы домовой остриг. Но из того, что оставшиеся без волос видели во сне каких-то людей, вовсе не следует, что это были домовые; скорее предположить, что это проделка недовольных на Марка или шалунов, а не домовых, созданных Плинием, который принимал на веру подобные рассказы без критической оценки. О. Вальдинг заимствовал из какой-то непечатанной рукописи и передал Кальмету рассказ о преступных связях Луппы с демоном, который научил ее бесчеловечно обращаться с слугами. Но мы уже в предыдущей главе объяснили, что нежное сообщение людей с злыми духами вещь немыслимая. Да разве человек не мог быть в преступных связях с Луппой, и разве не мог советовать ей бесчеловечно бить слуг? Представленные О. Вальдингом основания слишком недостаточны для того, будто у Луппы жил домовой в качестве прислуги. Также нелепо и предположение Иовия, будто у Агриппы жил домовой в виде собаки, которая бросилась в реку, когда узнала, что Агриппа умер. Разве обыкновенная собака не может броситься в воду и погибнуть? Из рассказа графа Деспильера скорее, чем домовому, нужно приписать хозяину проделки над солдатом и испуг графа, который, испугавшись, насилу отыскал пистолет. — По тому самому, что не домовой, а хозяин мог быть недоволен тем, что к нему на квартиру назначили солдата. Рассказы о домовом — Саксонском поваре, слуге семинариста и Бернардинского монаха, о домовом Бодина и Лапландских домовых, а также проделки домового, описанные в письме к Калмету почтенным священником из Италии, — чистейший вздор, придуманный самими авторами. Часто самые обыкновенные явления были признаваемы за действия домовых и передаваемы были другим в преувеличенном виде с дополнениями, чтобы рассказ был принят за несомненно достоверный. Каждый передавал рассказ с новыми прикрасами так, что в новых редакциях терялась и самая тень рассказа истинного факта. Домовой Бодина замечателен по своему уму и добродетели, чего нельзя предполагать в домовом. Непонятно, почему Гильдесгеймский епископ, Бернардинский монах и особенно почтенный Итальянский священник не предали проклятию домовых посредством заклинательных молитв, которыми они изгоняли нечистых духов из людей, как они хвалятся, и которыми наполнены их ритуалы. Ле Лойэр передает столько нелепостей о чудесах колдунов и ведьм, что они подрывают доверие и к другим его рассказам. Некоторые рассказы переданы устно Калмету, который принимал их на веру, из уважения к тем авторитетам, которыми переданы эти рассказы. Как не поверить почтенному священнику из Италии, или рассказу о домовом — слуге семинариста, когда здесь участвовал авторитет ректора и архиепископа, и когда об этом часто и так многие рассказывали. К числу недостатков Калмета в этом отношении относится и то, что рассказы о домовых он считает истинными, тогда как в следующей главе рассказы о привидениях, очень сходные по содержанию с рассказами о домовых, совершенно отвергает. Рассказы о домовых, являвшихся в рудокопнях, Калмет сам считает ложными.
Более подробное объяснение и опровержение представлено нами в следующих главах о явлениях духов и душ и в заключении.
ГЛАВА VII
Явления привидений и открытие ими будущего
Так у древних, так и средневековых писателей находим бесчисленное множество рассказов о привидениях. Мы признаем за несомненное, что большая часть этих рассказов — дело лжи, обмана, вымысла, что все эти привидения обман зрения и слуха, если не дело вымысла. Все привидения мы разделяем на два рода, или категории. К первой относим все те, которые являлись только тем или другим лицам, и только их одних обманывали или уведомляли о будущем. Эти привидения не что иное, как обман зрения, слуха или создание расстроенного воображения. Ко второй относим те, которые беспокоили целые дома, в которых они постоянно жили, и в которых их можно было постоянно видеть и слышать. Эти привидения или вымысел, или проделки негодяев, шарлатанов. Нельзя при этом не заметить, что все эти рассказы передаются большей частью суеверными людьми с дополнениями и прикрасами с их стороны, такими, которые сами получили эти рассказы из десятых рук, когда дело настоящее искажено, переврано так, что трудно поэтому решить, что истинно и что ложно в рассказе. Понятно, что нужно быть на месте и во время самого происшествия, чтобы поверить рассказу о происшествии. После этого читателю нечего удивляться, если на некоторые рассказы мы будем делать недостаточные объяснения. Как бы то впрочем ни было, мы приведем здесь целый ряд рассказов, из которых многие будут отвергнуты самим читателем, как нелепые.