Трактат о похмелье

Он испортил не одну жизнь, поскольку жертва, пережившая мистическое похмелье, как правило, встает на религиозный путь и превращается в эдакого профессионального святошу, обожателя облаток.

Правда, мистическое похмелье встречается довольно редко, по крайней мере, зарегистрировано немного подобных случаев. Оно проявляется после грандиозных, колоссальных пьянок, участники которых приближаются к состоянию этиловой комы.

Как я уже отметил, пациент, страдающий мистическим похмельем, должен непременно верить в Бога, то есть носить в себе так называемую веру — штуку странную, иррациональную и совершенно бесплатную. Заметим, что совсем не обязательно возводить эту веру в превосходную степень.

Итак, отмеченный мистическим бодуном — всегда верующий, но не святоша. В принципе, в рядах весьма специфического святого воинства встречается не так уж много выпивох, хотя зачастую внешность бывает обманчива. Вспомним хотя бы Клементио Торраса, счетовода «Опус Деи», чей образ жизни позволяет причислить его к совершенно противоположному лагерю.

Вот два примера.

В статье великого Джека Лондона — еще одного верного друга бутылки, — опубликованной 19 декабря 1913 года в «Нью-Йорк Херальд», писатель-авантюрист описывает случай, приключившийся с Малахом Муллингаром, ирландским моряком, с которым он познакомился на Гавайях.

Лондон рассказывает, что Малах был страстным любителем рома. Как-то вечером он усидел в одиночку четыре бутылки рома и отключился. Через двое суток он очнулся с просветленным лицом. Он уверял окружающих, что ему явился Святой Патрик, покровитель Ирландии, и имел с ним долгую, бессвязную беседу на сексуальные темы. Когда наваждение рассеялось, святой велел ему изменить свою жизнь, бросить пить, постричься в монахи и отправиться в Молокай ухаживать за прокаженными. Малах поклялся святой памятью своей матери, что в точности исполнит все заветы Святого Патрика, но не имел возможности сдержать слово.

Расставаясь с долгой жизнью выпивохи и нуждаясь в переходном мостике, чтобы ступить, облачившись в сутану, на сушу, Малах решил побаловать себя напоследок бутылочкой рома, одной единственной прощальной бутылочкой. Но его организм, и без того трещавший по швам после недавних безумных возлияний, от новой дозы алкоголя сломался окончательно. Пьяный в лоскуты благочестивый моряк ничего не соображал. Из его бормотанья и бульканья Лондон понял, что он воображал себя опять на корабле в Японском море, и, будто бы, вокруг бушевала страшная буря. Малах бузил и шатался, как корабль без руля и ветрил, да так неудачно, что в конце концов споткнулся и свалился прямо на стол, за которым сидел огромный латыш-гарпунщик, тоже с тяжелого похмелья. Имя его нам не известно.

Похмельный латыш пытался вылечиться с помощью пинты пива, а заодно играл в шашки с китайцем, уборщиком соседнего борделя. Под тяжестью Малаха стол перевернулся вверх ногами; шашки, доска, пиво, а заодно и китаец, разлетелись во все стороны. По-видимому, гарпунщик страдал гневливым похмельем: он издал бешеный рык, поднял Малаха над головой, швырнул его на стойку и, прежде чем кто-либо успел ему помешать, как раз когда перепуганный ирландец бормотал, что на него летит огромная волна, пригвоздил несчастного к деревянным доскам, как энтомолог бабочку, китобойным гарпуном, с которым не расставался ни днем, ни ночью.

Церковь потеряла запоздалого приверженца, Малах так никогда и не добрался до Молокаи, а гарпунщика повесили в Гонолулу.

Другой пример мистического похмелья описан в «Проститутках, прохиндеях и игроках», книге, написанный в разгар Золотого Века, во время царствования Филиппа III, мадридским бакалавром Хусто Орбанехой. Он был писарем, профессиональным игроком, другом и товарищем по игре в карты Гонгоры и Кеведо, при этом врагом Лопе де Беги — кстати, если верить портрету, украшающему его дом-музей, очень похожим на актера Кристофера Ли — опасного члена семьи Святой Инквизиции. Жанр этой книжки — смесь пикарески и нравоописательного романа.

Именно Орбанеха повествует в своем произведении, изобилующем картинами непристойностей и испражнений и отличающемся путаным слогом, о странном безумии одной из бесчисленных любовниц Лопе де Беги доньи Барбары Бетансос —то ли красивой придворной дамы, то ли галисийской куртизанки. Брошенная знаменитым драматургом, она предалась пьянству, опустилась и превратилась в дешевую шлюху.

Приведу два фрагмента, касающиеся интересующей нас темы.