Мэри повернулась спиной к Килмару и бросилась бежать через равнину, спотыкаясь о камни и кус тики вереска. Она не останавливалась, пока холм не загородил от нее зловещую скалу. Мэри не собиралась заходить так далеко. Возвращаться домой пришлось очень долго. Целая вечность прошла, пока Мэри одолела последний холм и впереди показалась дорога, над которой поднимались высокие трубы «Ямайки». Войдя во двор, Мэри с упавшим сердцем заметила, что дверь конюшни открыта, а внутри стоит лошадь. Джосс Мерлин вернулся.
Мэри старалась войти как можно тише, но дверь заскрежетала, задевая каменные плиты пола. Звук эхом отдался в тихом коридоре, и в ту же минуту из кухни показался хозяин, пригибая голову под низкими балками. Рукава у него были закатаны выше локтя, в руках он держал стакан и полотенце. Джосс, по-видимому, был в хорошем настроении. Увидев Мэри, он взмахнул стаканом и радостно заорал:
– С чего это у тебя физия так вытянулась, только меня увидела? Ты что, мне не рада? Соскучилась, небось?
Мэри попыталась улыбнуться и спросила, была ли его поездка приятной.
– Кой черт – приятной? – отозвался тот. – Поездка была денежная, а на остальное плевать. Я ведь не у короля во дворце гостил, ты не думай! – Джосс громко расхохотался собственной шутке.
За спиной у него показалась жена, подобострастно подхихикивая. Как только хохот Джосса затих, улыбка сошла с лица тети Пейшенс и вернулось напряженное, загнанное выражение, тот застывший, почти бессмысленный взгляд, что всегда появлялся у нее в присутствии мужа.
Мэри сразу поняла, что мимолетная беззаботность, которой тетя наслаждалась всю эту неделю, исчезла без следа и бедняжка снова превратилась в нервное, надломленное существо.
Мэри повернулась к лестнице, собираясь уйти наверх, но Джосс окликнул ее:
– Эй, не вздумай забиться к себе. Давай в бар, будешь помогать дядюшке. Ты что, не знаешь, который сегодня день?
Мэри задумалась. Она уже потеряла счет времени. Кажется, она приехала в понедельник? Значит, сегодня суббота. Вечер субботы! Теперь Мэри поняла, на что намекал Джосс Мерлин. Сегодня в трактире «Ямайка» ожидается много народу…
Они приходили поодиночке, эти жители вересковых пустошей, и быстро прошмыгивали через двор, как будто не хотели, чтобы кто-нибудь их увидел. В мутном свете они казались бесплотными тенями, пробираясь вдоль стены и ныряя под навес крыльца, чтобы постучать в дверь бара. Некоторые шли с фонарем, причем словно сами опасались его неяркого света и прикрывали фонарь полой куртки. Один или два въехали во двор верхом на лошадях, чьи копыта звонко цокали по камням; звон подков странно раздавался в ночной тишине, а вслед за ним слышался скрип двери в конюшню и тихие голоса мужчин, заводивших коней в стойло. Другие, совсем уже осторожные, приходили без света и проскальзывали через двор, низко надвинув шляпу и застегнувшись до самого подбородка. Эта таинственность как раз и выдавала их стремление остаться незамеченными. Было непонятно, почему они так скрытничают, ведь любой путник мог увидеть с дороги, что в «Ямайке» сегодня принимают гостей. Свет лился из окон, в обычное время закрытых ставнями, и чем позже становилось, тем громче звучали голоса в доме. Слышались то песня, то крики и оглушительный смех. Видно, посетители, приходившие так стыдливо и робко, оказавшись в доме, быстро избавлялись от страха и, втиснувшись в толпу, наполняющую бар, раскуривали трубки и наливали стаканы, отбросив всякую осторожность.