— Это рядом с его родным домом, — пояснила тетя. — Твой дядя родился всего в нескольких милях отсюда, на пустоши Двенадцати Апостолов. Там сейчас живет его брат Джем в крохотном домишке — когда не бродяжничает. Он сюда заходит иногда, но твой дядя Джосс не очень его жалует.
— А мистер Бассат когда-нибудь бывает в трактире?
— Нет.
— А почему? Он жалеет, что продал его дяде?
Тетя Пейшенс перебирала пальцами и двигала ртом.
— Тут вышло небольшое недоразумение, — ответила она. — Твой дядя купил трактир через одного друга. Мистер Бассат не знал, кто будет новым владельцем, пока мы не въехали, а потом был не очень-то доволен.
— Почему?
— Он не видел твоего дядю со времен его юности. Джосс раньше был буйный парень, он прославился дурным поведением. Это не его вина, Мэри, а его беда. Мерлины все были бешеные. Его младший брат Джем еще хуже, я уверена. Но мистер Бассат наслушался всякого вранья про дядю Джосса и был очень расстроен, когда обнаружил, кому продал «Ямайку». Вот в этом-то все и дело.
Тетушка откинулась на спинку стула, измотанная дотошным допросом. Ее глаза просили пощады, лицо побледнело и осунулось. Мэри видела, что с нее достаточно, но с жестокой дерзостью юности все-таки затронула еще один аспект.
— Тетя Пейшенс, — сказала она. — Я хочу, чтобы ты посмотрела на меня и ответила на один вопрос, и больше я тебя не буду мучить. Какое отношение имеет запертая комната в конце коридора к повозкам, которые по ночам останавливаются у трактира «Ямайка»?
Мэри тут же пожалела, что спросила, и, как многие и многие до нее, кто слишком поторопился что-нибудь сказать, от всей души пожелала взять свои слова назад. Однако было уже слишком поздно. Она сама все испортила.
Странное выражение появилось на лице трактирщицы, и ее огромные ввалившиеся глаза в ужасе уставились через стол. Ее губы дрожали, а рука потянулась к горлу. Она выглядела так, будто увидела ужасный призрак.
Мэри оттолкнула стул и опустилась перед тетушкой на колени. Она обхватила тетю Пейшенс руками, прижала ее к себе и поцеловала в голову.
— Прости меня, — сказала она. — Не сердись. Я грубая и назойливая. Это не мое дело, я не имею права расспрашивать тебя, и мне очень стыдно. Пожалуйста, прошу тебя, забудь, что я говорила.
Тетя закрыла лицо руками. Она застыла неподвижно и не обращала на племянницу внимания. Несколько минут они сидели молча, и Мэри гладила плечи тетушки и целовала ее руки.
Затем тетя Пейшенс открыла лицо и взглянула на девушку.
Страх исчез из ее глаз, и она была спокойна. Женщина взяла ладони Мэри в свои и пристально посмотрела ей в лицо.
— Мэри, — сказала она голосом глухим и тихим, почти шепотом, — Мэри, я не могу ответить на твои вопросы, потому что на многое и сама не знаю ответа. Но поскольку ты моя племянница, дитя моей родной сестры, я должна тебя предупредить.
Она оглянулась через плечо, как будто боялась, что сам Джосс стоит в тени за дверью.
— В «Ямайке» творятся такие вещи, Мэри, о которых я не смею даже заикнуться. Скверные вещи. Ужасные дела, о которых я никогда не смогу тебе рассказать; я даже себе самой боюсь в них признаться. Кое-что ты со временем узнаешь. Тебе этого не избежать, раз ты здесь живешь. Твой дядя Джосс якшается со странными людьми, которые занимаются странным ремеслом. Иногда они приходят по ночам, и из своего окна над дверью ты услышишь шаги и голоса, и стук в дверь. Твой дядя их впускает и ведет по коридору в ту самую комнату с запертой дверью. Они входят туда, и из своей спальни, находящейся над этой комнатой, я всю ночь слышу их голоса. Перед рассветом гостей уже нет, и нет никаких следов того, что они вообще здесь были. Когда эти люди придут, Мэри, ты ничего не скажешь — ни мне, ни своему дяде Джоссу. Ты должна лежать в постели, заткнув уши. Никогда не расспрашивай ни меня, ни его, ни вообще никого, потому что, если ты догадаешься хотя бы о половине того, что знаю я, ты поседеешь, Мэри, как поседела я, начнешь говорить запинаясь, и плакать по ночам, и вся твоя прелестная беззаботная юность умрет, Мэри, как умерла моя.
Затем тетушка поднялась из-за стола и оттолкнула в сторону стул, и Мэри услышала, как она взбирается по лестнице на тяжелых, непослушных ногах, как заплетающейся походкой бредет через площадку к себе в комнату и закрывает дверь.
Мэри продолжала сидеть на полу около пустого стула. Она увидела сквозь кухонное окно, что солнце уже почти исчезло за дальним холмом и осталось совсем немного времени до того, как серая злоба ноябрьских сумерек снова опустится на «Ямайку».
Глава четвертая
Джосс Мерлин отсутствовал почти целую неделю, и за это время Мэри смогла кое-что узнать о здешних краях.