Трактир «Ямайка»

Здесь, верно, не бывает ни весны, ни осени, подумала Мэри; только жестокая зима, как сегодня, или сухой палящий жар середины лета, и ни одной тенистой долины, и трава жухнет и рыжеет уже в мае. Окрестности сделались серыми от непогоды. И даже люди на дороге и в деревнях изменились. В Хелстоне, где Мэри села в первый дилижанс, она ступала по знакомой земле. Так много детских воспоминаний было связано с Хелстоном. Девушка вспоминала еженедельные поездки на рынок с отцом в былые времена; и ту стойкость, с которой мать потом, когда его не стало, заняла место мужа, разъезжая взад и вперед, зимой и летом, как это делал он, с курами, яйцами и маслом в повозке; как сама она сидела рядом с мамой, крепко держа корзину с себя величиной, положив подбородок на ручку. Народ в Хелстоне был дружелюбный, Йелланов в городке знали и уважали, ибо после смерти мужа вдова упорно сражалась с жизнью, а ведь мало кто из женщин смог бы жить, как она — с маленьким ребенком и фермой на руках, даже не помышляя о другом мужчине. Был один фермер в Манаккане, который посватался бы к ней, если бы осмелился, и еще один, в Гвике, выше по реке, но по глазам вдовы они видели, что никто ей не нужен, ибо она душой и телом принадлежит мужчине, который умер. Непосильная работа на ферме в конце концов сказалась на матери Мэри, потому что та не щадила себя. И хотя все семнадцать лет вдовства женщина нещадно погоняла и нахлестывала свою энергию, та все-таки иссякла, и сила духа покинула ее.

Мало-помалу живность на ферме убывала, а времена настали плохие — так ей говорили в Хелстоне, — и цены упали ниже некуда, и денег совсем не осталось. Так было по всей стране. На фермах вот-вот мог начаться голод. Потом странная болезнь поразила землю и поубивала скот и птицу в окрестных деревнях. У нее не было названия, и от нее не было лекарства. Эта болезнь поражала все и все уничтожала, совсем как неожиданно нагрянувшие поздние заморозки, она приходила в новолуние и затем отступала, не оставляя после себя никаких следов, кроме маленькой цепочки мертвых существ. Для Мэри Йеллан и ее матери это было тревожное, тягостное время. Они видели, как один за другим заболевают и умирают цыплята и утята, которых они растили, как однажды теленок где стоял, там и упал на лугу. Жальче всего было старую кобылу, которая прослужила им двадцать лет; это ее широкую, крепкую спину Мэри впервые оседлала когда-то в детстве. Однажды утром лошадь умерла в стойле, положив голову на колени Мэри. Когда хозяева похоронили ее в саду под яблоней и поняли, что их любимица больше никогда не повезет их в Хелстон в базарный день, мать повернулась к Мэри и сказала:

— Какая-то часть меня ушла в могилу вместе с бедняжкой Нелл, Мэри. Уж не знаю, в чем тут дело, но только сердце мое устало, и я больше так не могу.

Она пошла в дом и села в кухне, бледная как полотно и постаревшая сразу на десять лет. Ко всему безразличная, мать только пожала плечами, когда Мэри сказала, что позовет доктора.

— Слишком поздно, доченька, — сказала она, — уже семнадцать лет прошло. — И мама, которая никогда не плакала, стала тихо всхлипывать.

Мэри позвала старого доктора, который жил в Могане, того самого, что когда-то помог ей появиться на свет. Они ехали обратно в его двуколке, и доктор сказал, покачав головой:

— Я догадываюсь, что это такое, Мэри. Твоя мать не щадила ни души, ни тела с тех пор, как умер твой отец, и наконец сломалась. Мне это не нравится. Недобрые времена наступают, девочка.

У ворот их встретила соседка, горя желанием сообщить дурную весть.

— Мэри, твоей матери хуже! — закричала она. — Она только что вышла из дверей, глаза как у призрака, вся дрожит, и вдруг упала. Миссис Хоблин помогла ей, и Уилл Сирл тоже. Они обе занесли внутрь бедняжку. Они говорят, глаза у твоей мамы закрыты.

Доктор решительно растолкал столпившихся у двери зевак. Они с Сирл подняли с пола неподвижное тело и перенесли мать наверх, в спальню.

— Это удар, — сказал доктор, — но она дышит; пульс ровный. Этого-то я и боялся — что она вот так внезапно однажды сломается. Одному Богу известно, да, может, ей самой, почему это случилось именно сейчас, когда прошло уже столько лет. Теперь, Мэри, ты должна доказать, что ты достойная дочь своих родителей, и помочь матери пройти через это. Ты одна способна это сделать.

Шесть долгих месяцев, если не больше, Мэри ухаживала за матерью, заболевшей в первый и последний раз в жизни, но несмотря на все заботы со стороны дочери и врача, у вдовы не было воли к выздоровлению. У нее не было желания бороться за жизнь.

Бедняжка, казалось, жаждала избавления и молча молилась, чтобы оно поскорее пришло. Она сказала Мэри:

— Я не хочу, чтобы ты боролась в своей жизни так, как я. Это ломает тело и душу. После моей смерти тебе незачем оставаться в Хелфорде. Лучше всего отправиться к тете Пейшенс в Бодмин.

Бесполезно было говорить матери, что она не умрет. Она уже всё решила.