Трактир «Ямайка»

— Давай, — сказал он коню, — давай, ты ведь можешь еще быстрее. — Голос его при этом был тих и взволнован, будто викарий говорил сам с собой. Это казалось неестественным и слегка пугающим, и Мэри почувствовала некоторое замешательство, как будто ее спутник ушел куда-то в другой мир и забыл о ее существовании.

Сидя на козлах, девушка впервые могла рассмотреть его в профиль и увидела, как ясно очерчены черты его лица, как рельефно выступает тонкий нос; прихоть природы, создавшей этого человека альбиносом, сделала его еще и непохожим ни на кого из тех, кого Мэри когда-либо видела до сих пор.

Викарий напоминал птицу. Скрючившись на козлах, в черном плаще с капюшоном, развевающемся на ветру, он казался крылатым. Какого он возраста, девушка вообще не могла понять. Потом он улыбнулся ей и снова стал человеческим существом.

— Я люблю эти пустоши, — сказал викарий. — Конечно, ваше первое знакомство с ними было скверным, так что вы не можете меня понять. Если бы вы знали их так же хорошо, как знаю я, и видели их в разных состояниях, зимой и летом, вы бы их тоже полюбили. Они обладают очарованием, как ни одна другая часть страны. Эти пустоши существуют с незапамятных времен. Иногда я думаю, что они — пережиток другой эпохи. Первыми, мне кажется, были созданы пустоши; потом появились леса, и долины, и море. Поднимитесь на Ратфор однажды утром, до рассвета, и послушайте ветер в камнях. Тогда вы поймете, что я имею в виду.

Мэри вспомнила пастора из своей родной деревушки. Это был жизнерадостный маленький человечек с целым выводком детей, в точности похожих на него, а жена его была мастерицей делать сливовый мармелад. На Рождество их пастор всегда произносил одну и ту же проповедь, и прихожане могли ему подсказывать с любого места, так как знали ее назубок. Хотела бы она знать, что Фрэнсис Дейви говорит в своей церкви в Олтернане. Не проповедует ли он о Ратфоре и о свете над прудом Дазмэри? Они уже добрались до того места, где дорога резко шла вниз и группа деревьев образовывала маленькую долину у реки Фоуи; перед ними протянулся подъем, ведущий на открытую возвышенность. Мэри уже различала на фоне неба силуэты высоких труб трактира «Ямайка».

Езда закончилась, и веселое возбуждение покинуло ее. Прежний ужас и отвращение к дяде вернулись. Викарий остановил лошадь как раз у двора, под прикрытием земляного вала, поросшего травой.

— Не видно ни души, — спокойно сказал он. — Похоже на обитель мертвецов. Хотите, я попробую открыть дверь?

Мэри покачала головой.

— Она всегда заперта, — прошептала девушка, — и окна на засовах. Вон там моя комната, над крыльцом. Я могу вскарабкаться туда, если вы позволите мне забраться к вам на плечо. Дома я и не в такие места взбиралась. Мое окно наверху открыто; с навеса над крыльцом это будет просто.

— Вы поскользнетесь на шифере, — ответил викарий. — Я не позволю вам это сделать. Что за ерунда. Неужели нет другого способа войти? А если сзади?

— Дверь бара окажется заперта, и кухни тоже, — сказала Мэри. — Если хотите, можно потихоньку подойти и убедиться.

Она провела его за дом и внезапно обернулась, прижав палец к губам.

— В кухне свет, — прошептала она. — Значит, там мой дядя. Тетя всегда ложится рано. На окошке нет занавесок; если мы пройдем мимо, он нас увидит. — Девушка прижалась к стене дома. Ее спутник жестом приказал ей оставаться на месте.

— Очень хорошо, — сказал он. — Я постараюсь, чтобы ваш дядя меня не заметил. Я хочу заглянуть в окно.

Мэри смотрела, как он сбоку подобрался к окну и стоял там несколько минут, глядя в кухню. Затем он сделал ей знак следовать за ним, с той же напряженной улыбкой на лице, которую она заметила раньше. Его лицо выглядело очень бледным под черной широкополой шляпой.

— Сегодня никакого спора с хозяином трактира «Ямайка» не будет, — объявил он.

Мэри последовала за его взглядом и придвинулась к окну. Кухня была освещена единственной свечой, криво воткнутой в бутылку. Она уже наполовину сгорела и сильно оплыла с одной стороны. Огонек колебался и потрескивал на сквозняке: дверь, ведущая в сад, была распахнута настежь. Джосс Мерлин развалился у стола в пьяном оцепенении, огромные ноги вытянуты в разные стороны, шляпа на затылке. Он глядел перед собой на оплывающую свечу остекленевшими и остановившимися, как у мертвеца, глазами. Другая бутылка с разбитым горлышком валялась на столе, рядом — пустой стакан. Торф в очаге дотлел до конца.

Фрэнсис Дейви указал на открытую дверь.

— Вы можете войти и отправиться наверх спать, — сказал он. — Дядя вас даже не заметит. Заприте за собой дверь и задуйте свечу. Вам только пожара не хватает. Спокойной ночи, Мэри Йеллан. Если только попадете в беду и я вам понадоблюсь, я буду ждать вас в Олтернане.

Он завернул за угол дома и исчез.

Мэри на цыпочках вошла в кухню, закрыла и заперла дверь. Она могла бы захлопнуть ее, если бы захотела, — это не разбудило бы дядю.

Джосс Мерлин отправился в свое царство небесное, и этот жалкий мир перестал для него существовать. Девушка задула свет рядом с ним и оставила дядю одного в темноте.