Иногда, когда я располагаю большей, чем он, информацией по какому-либо делу (которое он ведет как следователь, а я – как тележурналист), я делюсь этой информацией с ним. После чего он становится как бы моим должником. Это тот случай, когда я могу вытащить из него то, что мне необходимо знать, упрекая его тем, что он мой должник. Иногда бывает и наоборот. То есть я, являясь его должником, сливаю ему все, что знаю по какому-либо делу, не получая от него ничего взамен или получая какие-то крохи. Но это не особо и важно. Важно то, что мы помогаем друг другу, поскольку мы друзья. И одинаково смотрим на мир.
– А что, – сказал я, когда мы с Володей поговорили о погоде, об аварии на Ленинском проспекте, где случился «паровозик», то есть столкнулись аж семь автомобилей, о фильме «Великий Гэтсби» с Леонардо Ди Каприо в главной роли, о продолжении легендарного «Аватара», – семена клещевины и эту белковую вытяжку господину Дрего Мора вполне могла подбросить Аделаида Марковна.
– Зачем? – удивленно посмотрел на меня Володя.
– Затем, чтобы отвести от себя подозрения, – вполне резонно, как мне показалось, ответил я. – Что-то мне не очень верится, что шеф-повара Максимова отравил Дрего Мора. Он и из банкетного зала сбежал потому, что думал, будто бы Трофим Максимов умер от раны на голове, которую ему нанес, ударив бутылкой. И Мора ни сном ни духом не ведал тогда ни о каком отравлении рицином.
– Я тоже не очень верю, что этот Дрего Мора замешан в убийствах, – согласился со мной Володя. – С бабами своими он запутался, это точно! Но Максимова он, скорее всего, не убивал.
– И уж точно он никаким боком не причастен к отравлению Голубева, – добавил я. – Поскольку безвылазно сидел у этой своей любовницы Жанны за запертыми дверьми и зашторенными окнами.
– Да, и к убийству Голубева он, видимо, не причастен, – повторил за мной раздумчиво Коробов.
– Тогда его надо отпускать, – заявил я. – Чего ему там, у вас, безвинно маяться да казенную кашу проедать?
– А куда девать улики?
– А как же презумпция невиновности?
– Что?
Брови Володи удивленно поднялись.
– Презумпция невиновности… как? – повторил я, уже понимая, что сморозил явную глупость.
– Ты это о чем, друг? – Володя продолжал несказанно удивляться. – О какой такой презумпции невиновности ты говоришь? Где ты ее у нас видел? Может, в кино? В детективных сериалах, в которых показывают невесть что? Так о ней и в этих сериалах, кажется, помалкивают. В наших сериалах, я имею в виду. На этом Дрего Мора, Старый, висят улики, как кандалы. С такими уликами итальянцу никогда не выйти на свободу. Пока, конечно, не будет пойман настоящий убийца.
– Ну, погорячился я с презумпцией, Володя, – признался я. – Я же понимаю, что говорить о ней не стоит. Это вроде как снежный человек. Все о нем знают, но никто толком его не видел. Разве что фотографии его следов. Да и те, похоже, подделка.
Мы выпили. После чего кусочек свиной отбивной, легший в рот, растаял, оставив блаженный вкус и приятное чувство сытости.
– Может, это все же Аделаида Марковна муженька своего пришила? – спросил я после паузы.
– Может, она, – снова впал в задумчивость Володя. – А может, и не она… Голубева тоже она, что ли, отравила?
– А может, он случайно отравился? – предположил я.
– Ага, случайно, – скривился Володя. – В той баночке, что ты мне дал, был ведь соус, сделанный Голубевым, так?
– Так, – ответил я.
– И он его, конечно, пробовал, – без всякой вопросительной интонации произнес Коробов.
– Конечно, пробовал. А как иначе. Это ж был его фирменный соус для его… этих… мясных рулетов.
– Ну, вот он и допробовался, – сказал Володя. – В этой твоей баночке яд нашли. Именно в его баночке. С его, Голубева, соусом. Какая уж тут случайность. – Коробов как-то сник, и я разглядел в глазах своего друга выражение отчаяния. – В общем, я понимаю одно: в этом деле я ни хрена не понимаю. Не вяжется ничего. Ни-че-го, – повторил он по слогам. – Упущено что-то. Что-то просмотрели мы с тобой в этом деле. Не разглядели ниточку, за которую надо было дернуть. А теперь эта ниточка и вовсе стала невидимой.
– Давай тогда отмотаем кадры назад, – предложил я Володе. – И начнем все с самого начала и без суеты.
– Мне дали только трое суток, помнишь? – посмотрел на меня Коробов.
– Помню, – ответил я и бодрым тоном добавил: – Ну, у нас еще навалом времени. Не бойся, успеем…
Я думал, что день так и закончится, поздним ужином и прощанием с Володей, но не тут-то было.
Уже в десятом часу вечера позвонила Ирина.
– Ты еще занимаешься этим делом? – поинтересовалась она.
– Каким? – машинально спросил я.
– Убийствами шеф-поваров Максимова и Голубева? – она было немного удивлена, поскольку знала, что подобного рода дела, если я за них берусь, всегда довожу до конца.
– Да, – коротко ответил я, нутром уже чувствуя, что звонит Ирина неспроста.
– Хочешь знать кое-что? – загадочно сказала она.
– А что это – «кое-что»? – осторожно спросил я.
– Ты приезжай, тогда узнаешь… – ответила она снова загадочно.
– А как же твоя мама? Неудобно получится.